«Сладостна бывающая в сердце чистая и
постоянная память об Иисусе и происходящее
от нее неизреченное просвещение».
Учение старца Паисия об Иисусовой молитве, как и его
учение о монашестве, тесно связано с учением об этом предмете его учителя и
друга схимонаха Василия. Поэтому мы сначала вкратце передадим учение об
Иисусовой молитве старца Василия, изложенное им в предисловиях на книги святого
Григория Синаита, блаженного Филофея Синайского и блаженного Исихия
Иерусалимского.
Свое предисловие на книгу святого Григория старец Василий
начинает указанием неправильности мнения тех, которые думают будто бы умное
делание прилично одним только совершенным, достигшим бесстрастия и святости.
Думающие так, ограничивают свое моление одним только внешним исполнением
псалмопения, тропарей и канонов, не понимая того, что такое внешнее моление
назначено нам святыми отцами только как временное в виду немощи и младенчества
нашего ума с тем, чтобы мы, постепенно совершенствуясь, восходили на ступень
умного делания и ни в каком случае не оставались при одном только внешнем
молении. По словам святого Григория, только одним младенцам свойственно,
совершая устами внешнее моление, думать, что они совершают что-то великое, и
утешаясь количеством читаемого, выращивать в себе внутреннего фарисея. По
словам святого Симеона Нового Богослова тот, кто ограничивается внешним
деланием молитвы, не может достигнуть внутреннего мира и преуспеть в
добродетели, ибо он подобен ведущему борьбу со своими врагами в ночной темноте;
он слышит голоса врагов, получает раны от них, но не видит ясно, кто они,
откуда они пришли, как и для чего они борются с ним? По словам святого Исаака
Сирина и преподобного Нила Сорского, если бы кто-нибудь захотел помимо умной
молитвы одним только внешним молением и внешними чувствами отразить прилог
вражий и противостать какой-либо страсти или лукавому помыслу, тот скоро
оказался бы много раз побежденным: ибо бесы, одолевая его в борьбе и снова
добровольно ему покоряясь, как бы им побеждаемые, издеваются над ним и
располагают его к тщеславию и самонадеянности, провозглашая его учителем и
пастырем овцам. Из сказанного можно видеть силу и меру, как умной молитвы, так
и внешнего моления. Не следует думать будто святые отцы, удерживая нас от
неумеренного внешнего моления и обращая к умной молитве, уничижают этим внешнюю
молитву. Да не будет! Ибо все священнодействия Церкви установлены в ней Святым
Духом и все они отображают в себе тайну воплощения Бога Слова. И нет ничего в
церковных обрядах человеческого, но все есть дело Божией благодати, не
возрастающее от наших достоинств и не умаляющееся от наших грехов. Но мы
говорим сейчас не об уставах святой Церкви, а об особом правиле и жительстве
каждого из монахов, т.е.
об умной молитве как таком делании, которое, усердием и сердечною правотою, а не одними только словами произносимыми без внимания устами и языком, обычно привлекает благодать Святого Духа. И этим умным деланием может разумно заниматься не только совершенный, но и всякий новоначальный и страстный, блюдя сердце. И потому святой Григорий Синаит, более всех и до тонкости рассмотревший и обсудивший живущею в нем благодатию Святого Духа, жития и писания и духовные подвиги всех святых, заповедует иметь все старание об умной молитве.
об умной молитве как таком делании, которое, усердием и сердечною правотою, а не одними только словами произносимыми без внимания устами и языком, обычно привлекает благодать Святого Духа. И этим умным деланием может разумно заниматься не только совершенный, но и всякий новоначальный и страстный, блюдя сердце. И потому святой Григорий Синаит, более всех и до тонкости рассмотревший и обсудивший живущею в нем благодатию Святого Духа, жития и писания и духовные подвиги всех святых, заповедует иметь все старание об умной молитве.
Также и святой Симеон Солунский заповедует и советует и
архиереям, и священникам, и монахам, и мирянам на всякое время и на всякий час
произносить эту священную молитву и как бы дышать ею, ибо нет более крепкого
оружия ни на земле, ни на небе, говорит он вместе со святым апостолом, как имя
Иисуса Христа. Знай и то, добрый труженик этого священного делания, что не
только в пустыне или в уединенном отшельничестве были учители и многочисленные делатели
этого священнодействия, но и в самых великих лаврах и даже в городах. Например,
святейший патриарх Фотий, возведенный на патриаршество из сенаторского звания и
не будучи монахом, уже на своем высоком посту обучился умному деланию и до
такой степени преуспел в нем, что по словам святого Симеона Солунского лицо его
сияло благодатию Святого Духа как у второго Моисея. По словам того же святого
Симеона, патриарх Фотий написал и замечательную книгу об умном делании. Он же
говорит, что и святой Иоанн Златоуст, и святые Игнатий и Каллист, будучи
патриархами того же Царьграда, написали свои книги об этом внутреннем делании.
Итак, если ты, возражая против умной молитвы, скажешь что
ты не пустынножитель, чтобы тебе заниматься этим деланием, то тебя обличат патриарх
Каллист, который обучился умному деланию, проходя поварскую службу в великой
лавре Афонской, и патриарх Фотий, который, будучи уже патриархом, обучился
искусству сердечного внимания. Если ты ленишься заниматься умным трезвением,
ссылаясь на послушания, то ты особенно заслуживаешь порицания, ибо, по словам
святого Григория Синаита, ни пустыня, ни уединение не бывают настолько полезны
при этом делании, как разумное послушание. Если ты скажешь, что не имеешь
учителя, который научил бы тебя этому деланию, сам Господь повелевает тебе
учиться из Священного Писания, говоря: «испытайте писания, и в них обрящете
живот вечный». Если ты смущаешься, не находя безмолвного места, тебя
опровергает святой Петр Дамаскин, который говорит: «в том состоит начало спасения
человека, чтобы оставить свои хотения и разумения и исполнять Божии хотения и
разумения, и тогда во всем мире не найдется такой вещи или места, которые могли
бы воспрепятствовать спасению». Если тебя смущают слова святого Григория
Синаита, много говорящего о прелести, бывающей при этом делании, то сам же этот
святой отец и исправляет тебя говоря: «мы не должны ни бояться, ни сомневаться
призывая Бога. Ибо, если некоторые и совратились, повредившись умом, знай, что
они потерпели это от самочиния и высокомудрия. Если же кто в повиновении с
вопрошением и смиренномудрием ищет Бога, никогда не потерпит вреда благодатию
Христовой. Ибо праведно и непорочно живущему и избегающему самоугодия и
высокомудрия не может причинить зла, по словам святых отцов, весь бесовский
полк, хотя бы и воздвиг на него бесчисленные искушения. Только самонадеянно,
самосоветно поступавшие впадают в прелесть. Те же, кто претыкаясь о камень
Священного Писания, из опасения прелести уклоняются от умного делания,
превращают белое в черное и черное в белое. Ибо не для запрещения умного
делания учат нас святые отцы о причинах бывающей прелести, но для предохранения
нас от прелести. Как и святой Григорий Синаит, повелевая обучающимся молитве не
бояться и не сомневаться, указывает и причины прелести: самочиние и высокоумие.
Желая, чтобы мы не получили от них вреда, святые отцы повелевают изучать
Священное Писание и им руководствоваться, имея брат брата добрым советником, по
слову Петра Дамаскина. Если ты страшишься приступить к умному деланию из благоговения
и в простоте сердца, и я вместе с тобою готов устрашиться. Но не следует
бояться пустых басней по пословице: «волка бояться – в лес не ходить». И Бога
следует бояться, но не бежать от Него и не отрекаться от Него.
Не малым препятствием к деланию умной молитвы является для
некоторых их телесная немощь. Не будучи в состоянии понести труды и посты,
какие несли святые, они думают, что без этого им невозможно начать умное
делание. Исправляя их ошибку, святой Василий Великий учит: «воздержание определяется
каждому по его телесной силе» и, я думаю, не безопасно, разрушивши безмерным
воздержанием силу тела, сделать его бездейственным и не способным к добрым
делам. Если бы хорошо было для нас быть расслабленными телом и лежать как бы
мертвыми, едва дышащими, то Бог таковыми бы нас и сотворил. Если же Он не
сотворил нас такими, то согрешают те, кто прекрасное Божие создание не
сохраняют таким, каким оно создано. Об одном только должен заботиться
подвижник, не скрывается ли в душе его зло разленения, не ослабело ли трезвение
и усердное обращение мысли к Богу, не омрачилось ли в нем духовное освящение и
от него происходящее просвещение души. Ибо, если все упомянутое доброе в нем
возрастает, то не будет времени восстать в нем телесным страстям, когда душа его
занята небесным и не оставляет телу времени для возбуждения страстей. При таком
устроении души принимающий пищу ничем не различается от непринимающего. И он
выполнил не только пост, но и совершенное неядение и имеет похвалу за свое
особенное попечение о теле: ибо умеренное жительство не вызывает распаления
похоти. Сосласно с этим и святой Исаак говорит: «если понудишь слабое тело выше
силы его, двойное смущение наносишь душе». И святой Иоанн Лествичник говорит:
«я видел эту враждебницу (утробу) упокоеваемой и бодрость уму подающей». И в
другом месте: «я видел ее истаеваемую постом и возбуждающую похоть, дабы мы
надеялись не на себя, а на Бога Живого». Так учит и история, которую вспоминает
преподобный Никон: уже в наши времена был найден в пустыне один старец, который
тридцать лет не видел ни одного человека, хлеба не ел, питаясь одними корнями,
и он признался, что все эти годы он был борим блудным бесом. И отцы решили, что
не гордость и не пища были причиною этой блудной брани, а то, что старец не был
научен умному трезвению и противоборству вражиим прилогам. Потому-то и говорит
святой Максим Исповедник: «Дай телу по силе его и весь твой подвиг обрати на
умное делание». И святой Диадох: «пост имеет похвалу сам по себе, а не по Богу:
его цель приводить желающих в целомудрие». И потому не подобает о нем
высокомудрствовать подвижникам богочестия, но в вере Божией ожидать исхода
нашего устроения. Ни в каком искусстве художники не судят по инструменту о
результате работы, но ожидают окончания работы и по нему судят об искусстве.
Имея такое установление о пище, не возлагая всю свою надежду на один пост, но в
меру и по силе твоей постясь, стремись к умному деланию. Таким образом, ты и
гордости можешь избежать, и не будешь гнушаться добрых Божиих творений,
воздавая Богу за все хвалу.
Умная молитва есть могущественное оружие, которым
подвижник побеждает невидимых врагов своих. Одни из святых отцов дают правила
монашествующим вместе с деланием заповедей Христовых совершать продолжительное
псалмопение, каноны и тропари. Другие отцы, изучивши тончайшее делание
духовного разума, находят недостаточным для новоначальных пребывать в одном
только телесном обучении, но, преподавая им вместе с исполнением заповедей
Христовых умеренное пение и чтение, устанавливают вместо длительного
псалмопения и канонов делание умной молитвы, добавляя при этом, что, если Дух
Святой посетит действием сердечной молитвы, тогда, ни мало не сомневаясь,
оставлять внешнее правило, ибо восполняет его внутренняя молитва. Третьи, имея
большой опыт и познания житий и писаний святых, особенно же будучи просвещены
действием и премудростью Святого Духа, устанавливают для новоначальных общее, а
не частичное обучение деланию умной молитвы, разделяя его на два вида –
делательную и зрительную. Эти отцы повелевают иметь всю заботу об умном
делании, отдавая пению немного времени только в часы уныния, ибо, по их словам,
церковные службы и песнопения преданы всем вообще христианам, а не тем, которые
хотят безмолвствовать. Впрочем и путем длительных псалмопений и чтением канонов
и тропарей можно придти в преуспеяние, хотя и очень медленно и с большими
трудностями; вторым же путем удобнее и легче, а третьим всего скорее, и притом
с отрадою и частым присещением Святого Духа, утверждающим и успокаивающим
сердце, особенно при усердном старании и добром желании. Поскольку святая умная
молитва срастворяется с соблюдением заповедей Божиих и изгоняет бесов и
страсти, постольку, наоборот, небрегущий о заповедях и не заботящийся об умной
молитве, но занимающийся одним только пением, бывает влачим страстями.
Преступление заповедей Господних во всех одинаково
усматривается, но проявляется многоразлично: напр., кто-нибудь положит себе за
правило не преступать заповедь, не отдаваться страсти, но по некоторому
обстоятельству или смущению или козни врага случится ему кого-нибудь оскорбить,
или осудить, или разгневаться, или победится тщеславием, или спорить и
оправдываться, или празднословить, или солгать, или объесться, или опиться, или
скверное подумать, или что-нибудь подобное совершить. Чувствуя себя виноватым
перед Богом, он тотчас же начинает укорять себя и с покаянием припадать перед
Богом умною молитвою от сердца, да простит его Бог и подаст ему помощь не
впадать больше в такие согрешения. И, таким образом, он полагает начало соблюдению
заповедей и хранению своего сердца от злых прилогов в молитве, боясь и трепеща,
чтобы из-за них не потерять Царствия Небесного. Другой же живет просто, нерадя
о том, падает ли он, или стоит, и думая, что в настоящие времена нет людей,
хранящих заповеди и боящихся преступить их, и что всякий волей или неволей
погрешает перед Богом и бывает виновен в тех или иных тонких грехах и страстях:
и потому он не хочет и беречься от них, считая это вещью невозможной. Считая
себя ответственным лишь за прелюбодеяние и блуд, убийство и кражу, отраву и
тому подобные смертные грехи и воздерживаясь от них, он мнит себя стоящим. К
таковому относятся слова отцов: лучше падающий и восстающий, нежели стоящий и
некающийся. Нужно удивляться, как оба эти человека повинные в одних и тех же
всечастных грехах, являются различными перед Богом, да, думаю, и перед
духовными людьми. Один совсем не знает падения и восстания, хотя им и владеют
страсти; другой же падает и восстает, побеждается и побеждает, подвизается и
трудится, не хочет отвечать злом за зло, но не удерживается вследствие
привычки, старается не сказать чего-нибудь злого, скорбит, когда получает
обиду, однако укоряет себя за то, что скорбит, и кается в этом, или, если и не
скорбит о полученной обиде, то и не радуется. Все находящиеся в таком устроении
суть противящиеся страсти, не хотят покоряться ей, скорбят и борятся. Отцы же
сказали, что всякая вещь, которой не хочет душа, маловременна.
Хочу еще сказать об искореняющих страсти. Есть такие,
которые радуются, когда получают обиду, но потому, что надеются иметь награду.
Таковой и принадлежит к искореняющим страсти, но не с разумом. Другой радуется,
получая обиду и считает, что он и должен был ее получить, ибо сам подал к тому
повод. Таковой с разумом искореняет страсть. Есть, наконец, и такой, который не
только радуется, будучи обижаем и считает себя самого виновным, но еще и
скорбит о смущении своего обидчика. Да введет нас Бог в такое устроение души!
Для более ясного познания того и другого жительства скажем еще так: первый,
подчиняя себя закону, исполняет только свое пение, второй же понуждает себя к
умному деланию, имеет всегда с собою имя Иисуса Христа для истребления врага и
страстей. Тот радуется, если только окончит пение. Этот же благодарит Бога,
если в тишине, не возмущаясь злыми помыслами, творит молитву. Тому желательно
количество, этому – качество. У того, спешащего исполнить количество пения,
скоро создается радостное самомнение, полагаясь на которое, он питает и растит
в себе внутреннего фарисея, если не внимает себе. У этого, дорожащего качеством
молитвы, бывает познание своей немощи и помощи Божией. Молясь, или лучше
сказать, призывая Господа Иисуса на прилоги вражии, на страсти и на злые
помыслы, он видит их погибель от страшного имени Христова и разумеет Божию силу
и помощь. С другой стороны, насилуемый и смущаемый злыми помыслами, познает
свою немощь, ибо не может противостать им одними только своими силами. И в этом
состоит все его правило и вся жизнь. И хотя враг может и ему внушать радостное
самомнение и фарисейские мысли, однако он встречает в этом подвижнике
готовность призывать Христа на все злые помыслы и, таким образом, не достигает
успеха в своих кознях. Но скажет кто-нибудь, что и первому возможно призывать
Христа на вражий прилог. Да, возможно, но каждый по опыту знает, что в
настоящее время у делателей внешнего правила нет обычая обучаться молитве на
злые помыслы. Таковые особенно не хотят принимать слова произносимого или
пишемого о внутреннем внимании, в коем заключается наука моления на злые
помыслы. И не только не принимают, но и противятся, и учителей своих выставляя,
утверждают, будто бы новоначальным не положено святыми отцами умное делание, а
только одно псалмопение, тропари и каноны устами и языком произносимые. И хотя
они говорят и учат это неправильно, однако все их слушают, ибо такое моление не
требует обучения или отречения от мирских похотей, но всякий, стоит только ему
захотеть, может так молиться, монах ли или мирянин. Священное же умное делание,
будучи славным и богоугодным искусством из искусств и, требуя не только
отречения от мира с его похотями, но еще и многого наставления и обучения, не
находит исполнителей среди монахов. При всем том следует опасаться правых и
левых уклонений, т.е., отчаяния и самонадеянности. Замечая, что у обучающихся
умному деланию бывают по случаю, а не намеренно, невольные падения, называемые
отцами повседневными грехами, не должно приходить от этого в сомнение, ибо по
мере всякого бывает и преуспеяния и ниспадения от доброго к противоположному. С
другой стороны, слыша о великой милости Божией к нам грешным, мы не должны быть
самонадеянными и бесстрашно приступать без великого смирения и посильного
исполнения заповедей к этому умному священнодействию. Сознавая, что и
самонадеянность и отчаяние внушаются врагом, бегать крепко и того, и другого.
И, таким образом, со многим рассмотрением Священного
Писания и, пользуясь советом искусных, во смирении обучаться этому деланию.
Святые отцы, которые учат одними заповедями Христовыми побеждать страсти и
очищать сердце от злых помыслов, указывают подвижникам иметь два крепчайших
оружия – страх Божий и память вездеприсутствия Божия, по сказанному: «страхом
Господним всяк уклоняется от зла», и: «предзрех Господа предо мною выну, да не
подвижуся», предлагают кроме того иметь память смерти и геенны и еще чтение
святых писаний. Все это хорошо для хороших и благоговейных мужей; у
нечувственных же и окамененных, хотя бы и сама геенна или сам Бог видимым
образом открылись, никакого не явится от этого страха. При том же и сам ум в
новоначальных монахах скоро притупляется к памяти таковых вещей и бежит от них,
как пчела от курения дыма. Но хотя указанная память и бывает добра и полезна в
час брани, духовнейшие и искуснейшие отцы сверх этого добра указали и еще
большее и несравненное добро, могущее помогать даже и весьма слабым.
Первое средство можно сравнить с тем, когда мелют в
жерновах своими руками и своею собственною силой, а это последнее средство,
когда мелют на мельнице водою и различными приспособлениями. Как вода сама
собою движет колеса и камень, так и пресладкое имя Иисуса, вместе с памятью о
Боге всецело живущем в Иисусе, подвигает ум в молитву, о чем великий в
богословии Исихий говорит: «душа благодетельствуемая и услаждаемая Иисусом с
радостью и любовью и исповеданием воссылает хвалу Благодателю, благодаря и
призывая Его с веселием», и в другом месте: «как невозможно проводить эту жизнь
без пищи и пития, так невозможно без умного хранения душе достигнуть чего-либо
духовного и угодного Богу или освободить свой ум от греха, хотя бы кто и
принуждал себя не грешить из-за страха мук». И еще: «проникшие в наше сердце
помыслы, если мы их не хотим и крепимся и противостоим, может изгонять молитва
Иисусова, произносимая из глубины сердца». Первым из указанных выше средств,
без умного делания, хотя и достигается преуспеяние, однако очень медленно и с
трудом. Вторым же средством скоро и легко приближается делатель к Богу. Ибо там
бывает одно только внешнее моление и поучение, и делание заповедей, здесь же и
то, и другое, и внешнее, и внутреннее хранение. Когда новоначальный монах, по
отречении его от мира и действия грехов великих и смертных, положит пред Богом
обещание воздерживаться не только от малых грехов, повседневных и
простительных, но и от действия самих страстей и злых помыслов, и, войдя внутрь
к сердцу умом своим, начнет призывать на всякую брань и на всякий злой помысл
Господа Иисуса или, если по немощи своей уступит прилогу вражию и нарушит
заповеди Господни, припадет к Господу с сердечной молитвою, каясь, осуждая
себя, и в этом устроении пребудет до своей кончины, падая и восставая,
побеждаясь и побеждая, день и ночь прося отмщения от соперника своего, то не
будет ли существовать для него надежда на спасение? Ибо как показывает опыт,
невозможно даже и самым великим мужам вполне уберечься от повседневных грехов,
сущих не к смерти, источником которых бывают: слова, мысль, неведение,
забвение, неволя, воля, случай и которые прощаются вседневною благодатию
Христовой по словам святого Кассиана. Если кто, малодушествуя, скажет, что
святой Кассиан под очищающимися благодатию Христовой от вседневных грехов
разумеет одних святых, а не новоначальных и страстных, пусть будет место и
такому мнению, но ты, главным образом, принимай во внимание суждение и решение
о таких вещах святых писаний, по которым всякий новоначальный и страстный
осуждается этими повседневными грехами, и снова может получить прощение
благодатию Христовой, как и все святые всечасным покаянием и исповеданием Богу.
Ибо, как говорит святой Дорофей, есть служащий страсти и есть сопротивляющийся
страсти. Служащий страсти, когда услышит одно слово, теряет покой, или говорит
пять слов или десять в ответ на одно слово и враждует, и смущается, и даже
потом, когда уже успокоится от волнения, не перестает злобствовать на
сказавшего ему то слово, и печалится о том, что не сказал ему больше, нежели
сказал, и придумывает слова, еще более злые, чтобы сказать ему, и постоянно
говорит: почему я не сказал ему так? скажу ему еще так-то и все время
гневается. Это одно устроение, когда злое состояние является обычным. Другой,
когда услышит слово, также теряет спокойствие и также говорит в ответ и пять, и
десять слов и скорбит, что не сказал еще трех слов более обидных, и печалится,
и помнит зло, но проходит немного дней и он умиротворяется; иной неделю
остается в подобном состоянии, а иной через день утихает, а иной обижает,
враждует, смущается, смущает и тотчас же утихает. Вот сколько бывает различных
устроений, и все они подлежат суду, пока остаются в силе. Поэтому можно судить
и о всех других случаях, почему страстный не может очиститься благодатию
Христовой от повседневных грехов, кажущихся малыми.
Рассмотрим теперь, когда подобные же грехи бывают
простительны новоначальным и страстным. Тот же святой Дорофей говорит: бывает, что
кто-нибудь, услышав слово, скорбит в себе, но не о том, что получил
неприятность, но о том, что не перетерпел. Этот находится в устроении
сопротивляющегося страсти. Другой борется и трудится и побеждается страстью.
Иной не хочет отвечать злом на зло, но увлекается привычкою. Иной старается не
сказать ничего злого, но скорбит, что получил огорчение, и упрекает себя за то,
что скорбит, и кается в этом. Иной же не скорбит, что получил огорчение, но и
не радуется. Все они суть сопротивляющиеся страсти: они не хотят служить
страсти и скорбят, и подвизаются. Таковые хотя и страстные, но благодатию
Христовой могут получить прощение вседневных грехов, не с намерением, но
невольно совершаемых, о которых Господь заповедал святому Петру до седмижды
семидесяти раз прощать в день. Это же самое говорит и святой Анастасий Синаит:
«мы так рассуждаем и думаем о принимающих святые Таины Тела и Крови Господних,
что если они имеют некоторые малые и простительные грехи, как то: погрешают
языком, слухом, оком или тщеславием, или печалью, или раздражительностью, или
чем-нибудь другим подобным, но осуждают себя и исповедуют свой грех Богу, и
таким образом, принимают святые Таины, таковое принятие бывает им во очищение
грехов их. Так как в начале было нами сказано о благоискусном преодолении
страстей умною молитвою и заповедями, покажем теперь яснее и самый ход умного
сражения со страстями. Находит ли на нас прилог вражий какой-либо страстью или
злым помыслом, делатель молитвы призывает на них Христа и погибает диавол со
своим прилогом. Падет ли по немощи мыслью или словом, или раздражительностью,
или плотским пожеланием, молит Христа, исповедуясь Ему и каясь. Объят ли бывает
унынием и печалью, стесняющими его ум и сердце, хватается за память смерти и
геенны и вездеприсутствия Божия и, немного при помощи их потрудившись,
призывает Христа. Затем, обретши мир от борьбы, снова молит Христа быть
милостивым к нему за его грехи вольные и невольные. И, одним словом, в час
брани и мира душевного прибегает он ко Христу, и бывает ему Христос вся во
всех, как в добрых, так и в злых обстоятельствах. И не увлекается таковой
самомнением, будто бы он выполняет что-либо, молясь или угождая Богу. Ибо иной
есть смысл внешнего моления, иной же сего внутреннего: тот, исполняя количество
пения, уповает этим угодить Богу; оставляя же его, осуждает себя. А этот,
будучи укоряем совестью в повсечасных грехах и терпя нападение вражиих
прилогов, всегда вопиет ко Христу, держа в уме своем слова: «если и на всю
лестницу совершенства взойдешь, о прощении грехов молись». И опять: «хочу лучше
пять слов сказать умом моим, нежели десять тысяч языком», и таким образом без
всякого сомнения выполняет указанное святым Дорофеем сопротивление страстям.
Если же кто скажет, что можно и без умного делания
очиститься от грехов благодатию Христовой через покаяние, тому отвечаем так:
поставь с одной стороны заповеди Христовы, с другой же всегдашнюю молитву: и
остави нам долги наши. Дай мне и истинную решимость не нарушать ни одной
заповеди, т.е., не похотствовать, не гневаться, не осуждать, не клеветать, не
лгать, не празднословить, любить врагов, добротворить ненавидящим, молиться за
обижающих, уклоняться сластолюбия, сребролюбия и блудных помыслов, печали,
тщеславия, презорства: одним словом, всех грехов и злых помыслов. И с такою
решимостью приступи к обучению умному деланию и замечай внимательно, сколько
раз в день, вопреки своей решимости, ты нарушишь заповеди и какими грехами,
страстями и злыми помыслами уязвишься. Поревнуй той вдовице, которая умоляла
судью день и ночь, и начни вопить ко Христу ежечасно за всякую заповедь,
которую нарушишь, и за всякую страсть, за всякий злой помысл, которым будешь
побежден. Присоедини к этому доброго советника – святое писание, и, проведя так
немало времени, приди и научи меня, что ты увидишь в душе своей. Едва ли и сам
ты не признаешь, что невозможно уместиться всему этому во внешнем молении, но
только в умном делании. Ибо оно научает своего ревнителя всем этим тайнам и
удостоверяет душу его, что, оставляя многое псалмопение, каноны и тропари, и
обращая всю свою заботу на умную молитву, он не только не погубляет своего
правила, но еще и умножает его. Как у ветхозаветного закона сила и хотение были
в том, чтобы всех приводит ко Христу, хотя этим казалось и умалялся сам закон,
так и многое пение отсылает делателя к умной молитве, а не распростирается на
всю монашескую жизнь. Ибо и сам опыт научает такового, когда он, молясь,
замечает как бы некоторое преграждение между ним и Богом, как бы медную стену,
по пророку, не позволяющую уму ясно взирать к Богу в молитве, или внимать
сердцу, в котором заключены все душевные силы и источник помыслов, как добрых
так и злых.
Умное делание несомненно требует страха и трепета,
сокрушения и смирения, и многого испытания Священного Писания и советования с
единодушными братиями, но ни в каком случае не бежания и отрицания, а также и
не дерзости, и не самочиния. Дерзкий и самонадеянный, стремясь к тому, что выше
его достоинства и устроения, с гордостью поспешает к зрительной молитве.
Охваченный тщеславною мечтою взойти на высокую степень, проникнутый
сатанинским, а не истинным желанием, таковой легко уловляется диавольскими
сетями. И что нам порываться к высокому преуспеянию в умной и священной
молитве, которого по святому Исааку едва удостаивается один из десяти тысяч?
Довольно, вполне довольно для нас, страстных и немощных, увидеть хотя след
умного безмолвия, т.е., делательную умную молитву, которою прогоняются от
сердца прилоги вражии и злые помыслы, в чем и состоит дело новоначальных и
страстных монахов, через которое можно достигнуть, если Бог захочет, и
зрительной или духовной молитвы. И не следует нам унывать от того, что немногие
удостаиваются зрительной молитвы, ибо у Бога нет неправды. Только не будем
лениться идти путем ведущим к этой священной молитве, т.е., делательною умною
молитвою будем сопротивляться прилогам и злым помыслам. Идя этим путем святых,
мы удостоимся и жребия их, хотя и не здесь на земле, как говорят святой Исаак и
многие другие святые.
Умная молитва сопровождается различными телесными
ощущениями, среди которых нужно отличать правильные от неправильных,
благодатные от естественных и от происходящих от прелести. Ужаса и удивления
достойно, говорит старец Василий, как некоторые, зная Священное Писание, не
вникают в него. Другие же, и, не зная и не спрашивая опытных, осмеливаются,
полагаясь на собственный разум, приступать к умному вниманию и при этом
говорят, что внимание и молитву нужно совершать в желательной области: это,
говорят они, есть область чрева и сердца. Такова первая и самопроизвольная
прелесть: не только молитвы и внимания не следует совершать в этой области, но
и самую ту теплоту, которая происходит в час молитвы из похотной области в
сердце, ни в каком случае не нужно принимать.
По слову святого Григория Синаита нужен не малый труд,
чтобы ясно постигнуть и сохранить себя в чистоте от того, что противно
благодати, ибо диавол имеет обыкновение показывать новоначальным свою прелесть
под видом истины, представляя им зло, как нечто духовное, показывая мечтательно
одно вместо другого по своему произволу, вместо теплоты, возбуждая свое жжение,
и вместо веселия, доставляя бессмысленную радость и чувственную сладость.
Впрочем, делателю умной молитвы полезно знать и то, что жжение или теплота
иногда поднимается от чресл к сердцу и сама собою, естественным образом, если
не сопровождается блудными помыслами. И это, по словам святейшего патриарха
Каллиста, происходит не от прелести, но от естества. Если же кто-нибудь
посчитает эту естественную теплоту за благодатную, то это уже будет, несомненно,
прелесть. Поэтому подвизающийся должен не останавливать на ней своего внимания,
но отгонять ее. Иногда же диавол, соединивши свое жжение с нашею похотью,
увлекает ум в блудные помыслы. И это есть несомненная прелесть. Если же тело
все разогревается, а ум остается чистым и бесстрастным, и как бы прикрепленным
и погруженным в глубине сердца, начиная и оканчивая молитву в сердце, это есть,
несомненно, от благодати, а не от прелести.
В другом месте старец Василий говорит о телесных ощущениях
при умной молитве следующее: прежде всего по словам святейшего патриарха
Каллиста приходит теплота от почек, как бы опоясующая их, и она кажется
прелестью, но это не так: теплота эта не от прелести, но от естества, и есть
последствие молитвенного подвига. Если же кто считает эту теплоту от благодати,
а не от естества, то это несомненная прелесть. Но какова бы ни была эта
теплота, подвизающийся должен не принимать ее, но отвергать. Приходит и другая
теплота – от сердца, и если при этом ум впадает в блудные помыслы, это есть
несомненная прелесть; если же тело все от сердца разогревается, а ум остается
чистым и бесстрастным, и как бы прикрепленным во внутреннейшей глубине сердца,
то это есть несомненно от благодати, а не от прелести. Зная все это, необходимо
с самого начала приучать свой ум в час молитвы стоять сверху сердца и смотреть
в глубину его, а не на половине сбоку и не на конце внизу. Следует это делать
потому, что когда ум стоит сверх сердца и внутри его совершает молитву, тогда
он как царь, сидя на высоте, свободно наблюдает плещущие внизу злые помыслы и
разбивает их, как вторых вавилонских младенцев о камень имени Христова. При
этом, будучи значительно удален от чресл, он может легко избежать похотного
жжения, ставшего присущим нашей природе через преступление Адама. Если же кто
собирает внимание к молитве на половине сердца, тогда или по оскудению
сердечной теплоты или вследствие ослабления ума и притупления внимания от
частого совершения молитвы, или же под влиянием возбуждаемой от врага брани, ум
сам собою ниспадет к чреслам и против воли смешивается с похотною теплотою.
Некоторые по крайней своей нерассудительности или, лучше сказать, по неведению,
начинают творить молитву снизу на конце сердца при чреслах, и, таким образом,
касаясь умом своим частью сердца, частью чресл, сами призывают к себе прелесть,
как заклинатель змею. Другие же, страдая совершенно неразумием, не знают даже
самого места сердечного и думая, что оно находится посреди чрева, дерзают там
творить умом молитву – горе их обольщению!
Так же следует различать и теплоту в молитве, какая есть
естественный дар, излиянный в сердце, как миро благоуханное через святое
крещение, и какая привходит к нам от прародительского преступления, и какая
возбуждается диаволом. Первая в одном только сердце с молитвою начинается и в
сердце же заканчивает молитву, подавая душе успокоение и духовные плоды. Вторая
от почек имеет начало и к почкам оканчивает молитву, причиняя душе жесткость,
студеность и смущение. Третья, возникши от смешения с похотным жжением, распаляет
члены и сердце блудным сладострастием, пленяет ум скверными помыслами и влечет
к телесному совокуплению. Внимательный все это скоро распознает и заметит:
время, опыт и чувство все ему сделают ясным. Священное Писание говорит:
«Господи, не доброе ли семя сеял еси? откуду убо возрастоша плевелы?»
Невозможно не вкрадываться злу в доброе: так и со священным умным деланием
сплетается прелесть как плющ с древом. Возникает прелесть от самомнения и
самочиния и врачеством для нее служат смирение, исследование писаний и духовный
совет, но не уклонение от обучения умному деланию. Ибо, по словам святого
Григория Синаита мы не должны ни бояться, ни сомневаться, призывая Бога: ибо,
если некоторые и сбились с пути, повредившись умом, знай, что они потерпели это
от самочиния и высокоумия. Причина же высокоумию, с одной стороны, безрассудный
и безмерный пост, когда постящийся думает, что он совершает добродетель, а не
ради целомудрия постится; с другой стороны уединенное жительство. Устраняя
первую причину, святой Дорофей говорит: «Безмолвствующий должен всегда
держаться царского пути, ибо неумеренность во всем легко сопровождается
самомнением, за которым следует прелесть». Уничтожая же вторую, говорит:
«только сильным и совершенным подобает единоборствовать с бесами и извлекать на
них меч, который есть слово Божие».
Самый способ и действие прелести состоят, во-первых: во
вражием приобщении в похоти внутренних чресл, и, во-вторых: в призраках и
мечтании ума. Предостерегая от первого, святой отец говорит: хотя враг и
преобразует естественное движение чресл, как бы в духовное, вместо духовной
теплоты, возбуждая свое жжение, и вместо веселия, принося бессмысленную радость
и заставляя принимать свою прелесть за действие благодати, но время, опыт и
чувство изобличают его обман. Указывая на вторую опасность, святой отец учит
так: ты же, когда безмолвствуешь, ни в каком случае не принимай, если
что-нибудь видишь чувственно или умно, внутри или вне себя: образ ли Христов
или ангелов, или святого, или свет, или огонь и прочее. Здесь снова оживет
возражатель и обвинит в прелести умное делание. Ибо они думают, что прелесть не
примешивается внешнему пению. Однако да будет известно, что во всем: в пении
ли, в молитве ли, прелесть имеет одинаковое место при неискусстве делателей, как
говорит святой Иоанн Лествичник: «испытаем и посмотрим, и измерим, какая нам в
пении сладость прибывает от блудного беса и какая от живущей в нас благодати и
силы». И в другом месте: «поя и молясь, наблюдай приходящую сладость, как бы
она не оказалась растворенною горькими отравами». Итак, ты видишь, что прелесть
может одинаково постигнуть как поющих, так и проходящих молитву: но так как не
знающие умного делания имеют одно только опасение, как бы им выполнить песенное
правило, о злых же помыслах и похотном кипении они не доискиваются, то они и не
знают, когда похотная часть сама вскипает, и когда возбуждается вражиим
приобщением, и как всего этого избегнуть. Они сражения слышат и раны получают,
но кто их враги, и ради чего они воюют, этого не ведают. Познав из сказанного,
что не умное делание бывает причиною прелести, но одно только наше самочиние и
высокоумие, не следует нам убегать умной молитвы: ибо она не только не вводит
нас в прелесть, но, напротив, открывает нам умные очи к ее познанию и уразумению,
чего мы никогда не могли бы достигнуть, если бы не обучались этому священному
умному деланию, хотя бы кто был и великий постник и безмолвник.
Ознакомившись с учением об умной молитве старца
Василия, обратимся теперь к учению о том же предмете старца Паисия
(Величковского).
Как было уже сказано, старец Паисий вынужден был выступить со своим сочинением
ради предостережения своих братий от распространившихся в то время нападок на
умную молитву, хотя и сознавал, что поставленная им себе задача превосходит силу
его разумения.
«Дошел
до меня слух, пишет он, что некоторые лица монашеского звания, основываясь лишь
на песке собственного суемудрия, осмеливаются хулить божественную Иисусову
молитву, умом в сердце священнодействуемую. Вооружает их на это, смею сказать,
враг, чтобы их языками, как собственным орудием, опорочить это божественное
дело и слепотою их разума омрачить это духовное солнце. Опасаясь как бы
кто-нибудь, слушая их басни, не впал бы в подобную им хулу и не погрешил бы
перед Богом, похулив учение столь многих богоносных отцов, учащих об этой
божественной молитве и будучи при том не в состоянии равнодушно слушать дерзкие
слова на это пренепорочное делание, а также убеждаемый усиленными просьбами
ревнителей этой молитвы, я задумал, призвав на помощь сладчайшего моего Господа
Иисуса, написать в опровержение ложного умствования пустословов и в утверждение
богоизбранного стада, собравшегося в нашей обители, несколько слов об умной
божественной молитве на основании учения святых отцов для твердого, непоколебимого
и несомненного в ней удостоверения. И так я, прах и пепел, преклонив мысленные
колена сердца моего пред неприступным величием Божественной славы Твоей, молю
Тебя, единородный Сыне и Слове Божий, просветивший слепорожденного, просвети и
мой омраченный ум, даруй душе моей Твою благодать, да будет сей мой труд во
славу имени Твоего и в пользу тем, кто хочет через умное делание молитвы духом
прилепляться Тебе и всегда носить в сердце своем Тебя, а также и во исправление
тех, кто по крайнему своему невежеству дерзнули похулить это божественное
делание!» Далее следует изложение учения об умной молитве в шести главах.
В
главе первой старец пишет о том, что умная молитва есть делание древних святых
отцов и защищает ее против хулителей этой священной молитвы. Да будет известно,
что это божественное делание было постоянным занятием древних богоносных отцов
наших и просияло как солнце во многих местах пустынных и в общежительных
монастырях: Синайской горе, в Египетском ските, в Нитрийской горе, в Иерусалиме
и окружающих его монастырях – словом, на всем востоке и в Царьграде, и во
святой горе Афонской, и на островах морских, в последние же времена и в Великой
России. Этим умным деланием священной молитвы многие из богоносных отцов наших,
воспламенившись Серафимским огнем к Богу и ближнему, соделались строжайшими
хранителями заповедей Божиих и удостоились стать избранными сосудами Святого
Духа. Многие из них, побуждаемые сокровенным божественным вдохновением,
написали об этой божественной молитве, в согласии с божественным писанием
ветхого и нового завета, книги святых своих учений, исполненные премудрости
Святого Духа. И они это сделали по особому Божьему промыслу, чтобы как-нибудь в
последующие времена не пришло в забвение это божественное дело. Но из написанных
ими книг многие, Божиим за грехи наши попущением, истреблены сарацинами,
овладевшими греческим царством, другие же милостью Божией сохраняются и до
нашего времени. На это божественное умное делание и хранение сердечного рая
никто из правоверующих не дерзал когда-либо произнести хулу, но всегда все
относились к нему с великим почтением и крайним благоговением, как к вещи,
исполненной великой духовной пользы.
Начальник
же злобы и противник всякому доброму делу диавол, видя как в особенности через
это умное делание молитвы монашеский чин, избирая благую часть, неотторжною
любовью сидит у ног Иисусовых, в совершенстве преуспевая в Его божественных
заповедях, начал употреблять все усилия, чтобы опорочить и похулить это
спасительное дело, и если только возможно совершенно уничтожить его с лица
земли: он стремился этого достигнуть то путем истребления книг, то посредством
примешивания к чистой и небесной пшенице душетленных плевел, благодаря чему
люди, не имеющие рассуждения, видя тех, кто самочинно коснулся этого делания и
по возношению своему пожал терние вместо пшеницы, а вместо спасения нашел
гибель, произносят хулу на это святое дело. Не довольствуясь сказанным, диавол
отыскал в италийских странах калабрийского змия, гордостью своею во всем
подобного диаволу, еретика Варлаама, и вселившись в него со всею своею силою,
побудил его хулить и нашу православную веру и эту священную умную молитву.
Смотрите же, други, дерзающие хулить умную молитву, не становитесь ли и вы
соучастниками этого еретика и его единомышленников? Ужели не трепещете душою
подпасть подобно им церковной анафеме и быть отчужденными от Бога? Какая, в
самом деле, законная причина имеется у вас хулить эту пренепорочную и
треблаженную вещь? Я никак не могу понять. Кажется ли вам бесполезным призывание
имени Иисусова? Но и спастись ни о ком ином невозможно, как только о имени
Господа нашего Иисуса Христа. Ум ли человеческий, которым совершается молитва
порочен? Но и это невозможно: ибо Бог создал человека по образу Своему и
подобию; образ же Божий и подобие находятся в душе человеческой, которая как
создание Божие, чиста и непорочна: а потому и ум, это главнейшее чувство
душевное, подобное зрению в теле, также непорочен. Но может быть хулы
заслуживает сердце, на котором как на жертвеннике, ум священнодействует Богу
тайную жертву молитвы? Также нет. Ибо и сердце есть создание Божие, и как все
тело человеческое зело добро есть. Итак, если призывание имени Иисусова
спасительно, а ум и сердце человека суть творения рук Божиих, то какой же порок
человеку от глубины сердца умом воссылать сладчайшему Иисусу молитву и просить
у Него милости? Или, может быть, вы за то хулите и отвергаете умную молитву,
что Бог, по вашему мнению, не слышит тайную в сердце совершаемую молитву, а
только ту слышит, которая устами произносится? Но эта хула на Бога: Бог
сердцеведец и самые тончайше помыслы, бываемые в сердце, или еще только имеющие
появиться, Он в точности знает и все знает, как Бог и Всеведец. Он и сам ищет
от нас такой тайной из глубины сердца воссылаемой молитвы, как жертвы чистой и
непорочной, заповедуя: «ты же, егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив
двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже в тайне; и Отец твой, видяй в тайне,
воздаст тебе яве» (Мф.6:6).
Эти
слова Господа святой Иоанн Златоуст, Христовы уста, светило всемирное,
вселенский учитель, в 19-ой беседе на Евангелие от Матфея, по данной ему Духом
Святым премудрости, относит не к той молитве, которая только устами и языком
произносится, но к самой тайной, безгласной, от глубины сердца воссылаемой молитве,
которую он научает совершать не телесным только образом, не только
произношением уст, но усерднейшим произволением, со всякою тихостью и
сокрушением духа, со слезами внутренними и болезнью душевною, с затворением
мысленных дверей. И приводит от божественного писания во свидетельство об этой
тайной молитве – Боговидца Моисея и святую Анну и праведного Авеля, говоря так:
«но болезнуешь ли душою? Не можешь и не вопить, ибо весьма болезнующему
свойственно так молиться и так просить, как я сказал. Ибо и Моисей, болезнуя,
так молился и болезнь его была услышана, почему и сказал ему Бог: что вопиеши
ко мне? И Анна, хотя и голоса ее не было слышно, достигла всего, чего хотела:
так как сердце ее вопияло. И Авель не молча ли и не по кончине ли своей молился?
И кровь его издавала глас, сильнейший трубы. Стени и ты так же, как Моисей, не
возбраняю. Раздери, как повелел пророк, сердце твое, а не ризы, из глубины
призови Бога. «Из глубины, сказал он, воззвах к Тебе, Господи!» От низу, от
сердца возвыси голос; сделай таинством твою молитву». И в другом месте: «ты не
людям молишься, но Богу вездесущему и слышащему прежде, нежели ты скажешь, и
знающему прежде, нежели ты подумаешь: если так молишься, великую получишь
награду». И еще: «Он, будучи невидим, хочет, чтобы и молитва твоя была таковая
же».
Видите,
други, что по свидетельству непреоборимого столпа православия существует и
иная, кроме произносимой устами, тайная, невидимая, безгласная, из глубины
сердца возносимая к Богу молитва, которую, как жертву чистую, как аромат
благоухания духовного, принимает Господь, радуется ей и веселится, видя ум,
который наиболее должен быть посвящен Богу, соединяемым с Ним молитвою. Зачем
же вы на эту молитву вооружили хулою свой язык, понося, злословя, ненавидя,
издеваясь, отвергая и отвращаясь ее, как самой скверной вещи и, вкратце
сказать, даже не желая слышать о ней? Ужас и трепет схватывают меня при виде
такого безумного вашего начинания! Но я и еще спрошу вас: не за то ли вы хулите
эту спасительнейшую молитву, что, может быть, вам случилось видеть или вы
слышали, что кто-нибудь из делателей этой молитвы повредился умом или принял за
истину какой-либо обман, или потерпел какой-либо душевный вред, и вам
подумалось, что причиною всего этого была умная молитва? Но нет! нет! Священная
умная молитва, действуемая благодатию Божией, очищает человека от всех
страстей, побуждает его к усерднейшему хранению заповедей Божиих и сохраняет
его невредимым от всех стрел вражиих и прелести.
Если
же кто осмелится проходить эту молитву самочинно, не по силе учения святых
отцов, без вопрошения и совета искусных, будучи к тому же надменен, страстен и
немощен, живя без послушания и повиновения, да еще и проводя уединенное и
пустынное житие, которого и следа за свое самочиние не достоин видеть, такой
воистину, и я утверждаю, легко впадает во все сети и прелести диавола. Что же?
Неужели эта молитва является причиною прелести! Да не будет! Если же вы за это
порочите умную молитву, то вы должны порочить и нож, если бы какому-нибудь
малому ребенку случилось, играя этим ножом, по неразумию своему причинить себе
рану. Тогда нужно и воинам запретить носить меч воинский, если бы случилось
какому-нибудь безумному воину заколоть себя мечом. Но как ни нож, ни меч нельзя
считать виновниками причиняемого ими вреда, так и меч духовный, священная и
умная молитва неповинна ни в чем дурном; виновны же самочиние и гордость
самочинников, вследствие которых они впадают в бесовскую прелесть и
подвергаются всякому душевному вреду.
Впрочем,
зачем я так долго расспрашиваю вас о причине вашей хулы на эту священную
молитву? Я знаю, о други, хорошо знаю самую существенную причину вашей хулы:
во-первых, ваше не по заповеди Христовой, без испытания, чтение священных
писаний; во-вторых, недоверие к учению святых отец наших, учащих об этой
божественной молитве; в-третьих, крайнее ваше невежество, может быть никогда
даже не видевших писаний о ней богоносных отец наших, или по крайней мере
совсем неразумеющих силы их богомудрых слов – вот в чем заключается
существенная причина вашего зломудрия. Если бы вы со страхом Божиим и полным
вниманием, с несомненною верою, с трудолюбивым испытанием и смиренномудрием
прочитали отеческие книги, содержащие в себе весь разум жития евангельского, и
необходимый монахам к пользе душевной и исправлению, к истинному здравому и
смиренномудрому образу мыслей, то никогда бы не попустил вам Господь впасть в
таковую глубину злохуления. Но Он воспламенил бы вас своею благодатию через это
делание к неизреченной любви Своей, так что вы вместе с апостолом готовы были
бы воскликнуть: кто нас отлучит от любви Христовой? (Рим.8:35). И вы не только
не произносили бы на нее хулы, но готовы были бы и душу свою за нее положить,
ощутивши самим делом и опытом происходящую от этого умного внимания
неизреченную душам своим пользу. Для избавления вас и всех сомневающихся от
великого душевного вреда, я не нахожу более подходящего врачевания, как указать
вам, насколько Господь поможет мне в этом, как святые богоносные отцы наши,
основываясь на недвижимом камне священного писания, учат об этой всесвященной
молитве, умом в сердце тайно совершаемой. Да и сами вы, когда ясно и наглядно
увидите истину учения святых отец, при помощи благодати Божией коснувшейся душ
ваших, исцелитесь от вашего духовного недуга, принесете Богу искреннее покаяние
в своем заблуждении и сподобитесь милости Его и совершенного прощения вашего
прегрешения.
Во
второй главе старец Паисий объясняет, откуда умная Иисусова молитва ведет свое
начало, и какие свидетельства священного писания приводят о ней богоносные
отцы. Да будет известно, что по писаниям святых отцов существуют две умных
молитвы. Одна для новоначальных, соответствующая деянию, другая для
совершенных, соответствующая видению: первая есть начало, вторая конец, ибо
деяние есть восхождение к видению. Должно знать, что по святому Григорию
Синаиту существует восемь первых видений, перечисляя которые, он говорит так:
«мы считаем восемь первых видений: первое – о Боге, безвидное и безначальное,
несозданное, причина всего, Троичное Единство и превыше существенное Божество;
второе – умных сил порядок и устроение; третье – существующего состав;
четвертое – смотрительное снисхождение слова; пятое – всемирное воскресение;
шестое – страшное и второе Христово пришествие; седьмое – вечную муку; восьмое
– царство небесное, неимущее конца». Постараюсь теперь по мере моего слабого
разума объяснить, в какой силе нужно понимать деяние и видение. Да будет
известно (говорю это подобным мне, самым простым инокам), что весь монашеский
подвиг, которым кто-либо при помощи Божией подвизается на любовь к Богу и
ближнему, на кротость, смирение и терпение и на все прочие Божии и отеческие
заповеди, на совершенное по Богу повиновение душою и телом, на пост, бдение,
слезы, поклоны и прочие утомления тела, на всеусердное совершение церковного и
келейного правила, на умное тайное упражнение в молитве, на плач и о смерти
размышление, весь таковой подвиг, пока еще ум управляется человеческим
самовластием и произволением, насколько известно, называется деянием, видением
же ни в каком случае не называется.
А
если бы где-нибудь умный подвиг молитвы в писаниях святых отцов и назывался
зрением, то это лишь по просторечию, подобно тому как и ум, будучи оком души,
называется зрением. Когда же при помощи Божией вышеуказанным подвигом, особенно
же глубочайшим смирением очистит человек свою душу и сердце от скверных
душевных и телесных страстей, тогда благодать Божия, общая мать всех, взявши
очищенный ею ум, как младенца, за руку, возводит его как бы по ступеням на
упомянутые духовные видения, открывая уму, по мере его очищения, неизреченные и
непостижимые уму божественные тайны и это по справедливости называется истинное
духовное видение: это есть зрительная или, по святому Исааку, чистая молитва,
от нее же ужас и видение. Но войти в эти видения невозможно никому самовластно,
произвольным подвигом, если не посетит его Бог и не введет в них Своею
благодатию. Если же кто дерзнет восходить на таковые видения помимо света
благодати Божией, тот, по святому Григорию Синаиту, пусть знает, что он воображает
мечтания, а не видения, будучи прельщаем мечтательным духом.
Предложив
это рассуждение о деятельной и зрительной молитве, время уже теперь показать,
откуда божественная умная молитва имеет свое начало. Да будет известно, что по
неложному свидетельству богомудрого отца нашего Нила, постника Синайского, еще
в раю самим Богом дана была первозданному человеку умная, подобающая
совершенным, божественная молитва. Святой Нил говорит так: «помолившись, как
должно, ожидай того, что не должно, и стань мужественно, храня плод свой. На
это ты был назначен с самого начала: возделывать и хранить. И потому, возделав,
не оставляй возделанного без хранения: если же ты этого не сделаешь, то ты не
получишь никакой пользы от молитвы». Толкуя эти слова, российское светило
преподобный Нил, пустынник Сорский, просиявший как солнце в великой России
умным деланием молитвы, говорить так: «эти слова святой привел из Ветхого
Завета – возделать и хранить; ибо говорит писание: сотворил Бог Адама и поселил
его в раю возделывать и хранить рай. Под возделыванием святой Нил Синайский
разумеет молитву: под хранением необходимое после молитвы соблюдение от злых
помыслов». Тоже самое говорит и преподобный Дорофей, что первозданный человек,
поселенный Богом в раю, пребывал в молитве. Из этих свидетельств видно, что
Бог, создав человека по образу Своему и по подобию, ввел его в рай сладости,
возделывать сады бессмертные, т.е., мысли божественные, чистейшие, высочайшие и
совершенные, как пишет святой Григорий Богослов. Это есть ничто иное, как то,
что первому человеку, как чистому душою и сердцем, было назначено пребывать в
зрительной, единым умом священнодействуемой, благодатной молитве, т.е., в
сладчайшем видении Бога и мужественно оберегать ее, как райское делание, как
зеницу ока, чтобы она никогда не отошла от души и сердца.
Но
несравненно, большую получила эта молитва славу, когда всех святейшая,
честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим, Пресвятая Дева
Богородица, пребывая во святая святых и взошедши умною молитвой на крайнюю
высоту боговидения, сподобилась быть пространным селением невместимого всею
тварью Божия Слова, как свидетельствует об этом непреоборимый столп
православия, святой Григорий Палама, архиепископ Фессалонитский в своем слове
на Вход во храм Пресвятой Богородицы. Он говорит, что Пресвятая Дева, пребывая
во святая святых и уразумевши из священного писания о погибающем ради своего
преслушания роде человеческом, и исполнившись к нему крайнего милосердия,
восприяла умную молитву к Богу о скорейшем помиловании и спасении рода
человеческого. Вот его собственные слова, достойные ангельского разума: «когда
Богоотроковица услышала и увидела все происходящее, исполнившись милосердия к
роду человеческому и, изыскивая способ исцеления и врачевства, равносильного
такому страданию, она нашла нужным тотчас же всем умом обратиться к Богу,
восприявши о нас молитву, чтобы понудить Непонуждаемого и привлечь Его к нам,
дабы Он сам разрушил осуждение и связал с собою создание, исцелив немощное». И
ниже: «не усматривая же из всего существующего ничего лучше этой молитвы
подходящего для человека, устремляясь к молению крепко со всем старанием, Дева
обретает священное безмолвие, как самое необходимое молитвенникам для
собеседования. Всякая иная добродетель есть как бы врачевание в применении к
душевным недугам и от малодушия укоренившимся лукавым страстям; боговидение же
есть плод здравствующей души, как некоторое конечное совершенство. Поэтому
человек боготворится не от словес и не от видимых действий предусмотрительной
умеренности, ибо все это и земленно и низменно и человеческо; но от пребывания
в безмолвии, благодаря которому мы отрешаемся и освобождаемся от земного и
восходим к Богу; и пребывая на высоте безмолвного жития, ночью и днем терпеливо
подвизаясь в молитвах и молениях, приближаемся некоторым образом и приступаем к
неприступному и блаженному Естеству. И, таким образом, терпеливо творя молитву,
срастворившуюся неизъяснимо сущему выше ума и чувства Свету, мы видим в себе
как в зеркале Бога, очистивши сердце священным безмолвием». И ниже: «вот почему
Пречистая, отрекшись от житейского пребывания и молвы, удалилась от людей и
предпочла жизнь всем невидимую и необщительную, пребывая в невходных. Здесь,
отрешившись от всех вещественных уз, отказавшись от всякого общения и любви ко всему,
и превзойдя снисхождение к собственному телу, Она собрала ум к одному с Ним
сообращению, и пребыванию, и вниманию, и к непрестанной божественной молитве и
через нее, сама в себе бывши, и устроившись превыше многообразного мятежа и
помышления, она открыла новый и неизреченный путь на небо, который есть, скажу
так, – мысленное молчание. Прилежа ему и внимая умом, она перелетает все
создания и твари, лучше, нежели Моисей, зрит славу Божию, созерцает
божественную благодать, ни в какой мере неподлежащую силе чувства, а также душ
и умов нескверных благорадостное и священное видение, ставши причастницей
которого, Она является светлым облаком живой воды, зарею мысленного дня, и
огнеобразною колесницею Слова».
Из
этих слов святого Григория Паламы видно, что Пресвятая Дева, пребывая во святая
святых, взошла умною молитвою на крайнюю высоту боговидения и сама собою явила
пример осмотрительного по внутреннему человеку жительства – отречением от мира
во имя мира, священным безмолвием ума, мысленным молчанием к непрестанной
божественной молитве и вниманию ума сосредоточением и восхождением через деяние
к боговидению, дабы, взирая на нее, отрекшиеся от мира усердно подвизались в
указанных умных трудах и потах, стараясь по мере сил Ее молитвами быть Ее
подражателями. И кто может достойным образом восхвалить божественную умную,
молитву, делательницей которой была сама Божия Матерь, наставляемая
руководительством Святого Духа!
Однако,
во утверждение и несомненное удостоверение всех сомневающихся настало время
показать, какие свидетельства Священного Писания приводят о ней богоносные
отцы, писавшие по просвещению божественной благодати. Божественная умная
молитва имеет непоколебимое основание прежде всего в словах Господа Иисуса: «ты
же, егда молишися, вниди в клеть свою, и затворив двери твоя, помолися Отцу
твоему, иже в тайне, и Отец твой видяй в тайне, воздаст тебе яве». Эти слова,
как уже было сказано, святой Иоанн Златоуст толкует о безгласной, тайной, из
глубины сердца воссылаемой молитве. Огненный же столп, огненные уста Святого
Духа, око церковное святой Василий Великий, толкуя слова Священного Писания:
«благословлю Господа на всякое время, выну хвала Его во устех моих», прекрасно
поучает об умных устах и об умном действии, т.е., об умной молитве. Его слова
об этом привожу в точности: «выну хвала Его во устех моих». Думается,
невозможно то, что говорит пророк: каким образом хваление Божие может быть
всегда во устах человеческих? Когда человек ведет обычную житейскую беседу, он
не имеет во устах хвалу Божию; когда спит, молчит, конечно; когда ест и пьет,
как уста его совершают хвалу? На это отвечаем, что есть умные уста
внутреннейшего человека, посредством которых человек становится причастником
жизненного слова Божьего, которое есть хлеб, сшедый с небесе. Об этих устах
говорит пророк: «уста моя отверзох и привлекох дух». Эти уста и Господь
призывает нас иметь отверстыми ко приятию пищи истинной: «расшири, говорит Он,
уста твоя и исполню я». Может однажды начертанная и запечатленная в разуме души
мысль о Боге именоваться хвалою, от Бога всегда пребывающей в душе. Может, по
апостольскому слову, старательный все творит во славу Божию. Ибо всякое делание
и всякое слово, и всякое действие умное имеет силу хваления. Праведник – ест ли
он или пьет, или иное что делает, все во славу Божию делает: у него даже и
спящего сердце бдит». Из этих слов святого Василия ясно, что кроме уст телесных
существуют еще и умные уста и умное действие и хваление, мысленно во внутреннем
человеке совершаемое.
Блаженству
же соименный, египетское, лучше же сказать, вселенское солнце, ярче солнца
просиявший дарованиями Святого Духа великий Макарий в своих словах об этой
молитве говорит так: «христианин должен всегда иметь память о Боге, ибо
написано: «возлюбиши Господа Бога Твоего от всего сердца», чтобы он не только
тогда, когда входит в молитвенный дом, любил Господа, но и тогда, когда ходит,
беседует, ест и пьет, имел память о Боге и любовь, и желание; ибо сказано:
«идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше» (Мф.6:2). Преподобный же и
богоносный древний отец, святой Исаия постник, о сокровенном поучении, т.е., об
Иисусовой молитве, мыслью в сердце совершаемой, приводит во свидетельство
следующие слова Божественного Писания: «согреяся сердце мое во мне, и в
поучении моем разгорится огнь» (Пс.38:4). Преподобный Симеон, просиявший в
царствующем граде как солнце умною молитвою и неизреченными дарованиями
Пресвятого Духа и за это получивший от всей церкви наименование Нового
Богослова, в своем слове о трех образах молитвы пишет следующее: «святые отцы
наши, слыша слова Господа, яко от сердца исходят помышления злая, убийства,
прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы и та суть сквернящая
человека (Мф.15:19), учившего очищать внутреннее сткляницы, да и внешнее будет
чисто (Мф.23:26), оставивши мысль о всяком ином делании, подвизались в этом
хранении сердца, несомненно зная, что при хранении сердца они и всякое иное
делание без труда соблюдут, без него же никакая добродетель удержаться не
может». Эти слова преподобного ясно показывают, что вышеупомянутые слова
Господа божественные отцы признавали свидетельством и основанием хранения
сердца, т.е., мысленного призывания Иисуса. Тот же преподобный во свидетельство
божественной умной молитвы приводит еще и иные слова Священного Писания:
«веселися, юноша, в юности твоей, и ходи в путях сердца твоего непорочен и
остави ярость от сердца твоего» (Екл.11:9,10); и: «аще дух владеющего найдет на
тя, места твоего не остави» (Екл.10:94).
И
апостол Петр говорит: «трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко
лев рыкая ходит, иский кого поглотити» (1 Пет.5:8). И апостол Павел, очевидно,
о сердечном хранении пишет ефесянам: «несть наша брань к крови и плоти, но к
началам и ко властем и к миродержителям тьмы века сего» (Еф.6:12). Преподобный
Исихий пресвитер, богослов и учитель Иерусалимской церкви, написавший книгу в
200 глав о мысленном призывании в сердце Иисуса, т.е., об умной молитве,
приводит следующие о ней свидетельства Божественного Писания: «блаженны чистии
сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф.5:8) и опять: «внемли себе, да не будет слово
тайно в сердце твоем беззакония» (Втор.15:9). И апостол говорит: «непрестанно
молитеся» (1 Сол.5:17) и сам Господь говорит: «без Меня не можете творити
ничесоже. Иже будет во Мне и Аз в нем, сей сотворит плод мног». Божественный и
богоносный отец наш Иоанн Лествичник об этой священной молитве и истинном
безмолвии ума приводит из Священного Писания следующие свидетельства: «великий
великие и совершенные молитвы делатель сказал: хощу пять словес умом моим рещи»
и проч. и опять: «аз сплю, сердце же мое бдит» (Песнь песней 5:2); и снова:
«воззвах, рече, всем сердцем моим» (Пс.118:145). Богоносный отец наш Филофей,
игумен обители Купины Пресвятой Богородицы на Синае, составивший о хранении
сердца небольшую книжицу бесценных жемчужин божественной премудрости, в
непоколебимое основание своего учения полагает слова Священного Писания: «во
утрия избивах вся грешныя земли» (Пс.100:8) и: «Царствие Божие внутрь вас есть»
(Лк.17:21) и «уподобися царствие небесное зерну горушичну и бисеру, и квасу»; и
опять: «всяким хранением соблюдай твое сердце» (Прем.4:23) и опять:
«соуслаждаюся закону Божию во внутреннем человеце: вижду же ин закон сопротив
воюющ закону ума моего и пленяющ мя» (Рим.7:22—23). Божественный отец наш Диадох,
епископ Фотикийский в своем слове об умной Иисусовой молитве дает следующие
основания из Священного Писания: «никто же может рещи Господа Иисуса, точию
Духом Святым» (1 Кор.12:3) и из притчи евангельской о купце, ищущем доброго
бисера, заключает о молитве: «сей есть бисер многоценный, который ценою всего
своего имения может приобрести человек и иметь неизреченную об его обретении
радость». Преподобный отец наш Никифор постник в своем слове о хранении сердца
уподобляет это божественное мысленное в сердце делание молитвы сокровищу
скрытому на поле и называет его «горящим светильником».
Божественный
и богоносный отец наш Григорий Синаит, деланием этой молитвы во святой Афонской
горе и других местах достигший высшего боговидения, составивший божественною
премудростью троичные песни, которые по всему миру еженедельно поются,
сложивший также и канон животворящему кресту, приводит об этой божественной
молитве следующие удостоверения из божественного писания: «поминай Господа
твоего выну» (Втор.гл. 18) и опять: «воутрие сей семя твое, и ввечер да не
оставляет рука твоя» (Екл.11:6), и опять: «аще бо молюся языком, дух мой
молится, ум же мой без плода есть (1 Кор.1:1); помолюся убо усты, помолюся и
умом», и: «хощу рещи пять словес умом» и проч. Свидетелем он приводит Иоанна
Лествичника, также относящего эти слова к умной молитве. Апостольским стопам
последователь, непреоборимый столп православной веры, разорвавший на
Флорентийском соборище как паутинную сеть духоборные ереси латинян огненным
мечом духа и истиною православных догматов, всесвященнейший, премудрейший и
словеснейший митрополит Эфесский Марк пишет о божественной Иисусовой молитве:
«Подобало бы по заповеди непрестанно молитися, и духом и истиною поклонение
Богу возносить; но расположение житейским помыслам и тяжесть попечений о теле
отводит и отстраняет многих от Царствия Божия, внутри нас сущего и препятствует
пребывать у умного жертвенника, принося от себя Богу духовные и словесные
жертвы по божественному апостолу, сказавшему, что мы храм Бога живущего в нас и
что Дух Его божественный живет в нас. И нет ничего удивительного, если это
обычно бывает со многими, живущими по плоти, когда мы видим и некоторых
отрекшихся от мира монахов, мысленно обуреваемых действиями страстей,
подвергающихся вследствие этого великому смущению, омрачающему разумную часть
души, и потому немогущих достигнуть при всем их желании истинной молитвы.
Сладостна бывающая в сердце чистая и постоянная память об Иисусе и происходящее
от нее неизреченное просвещение». Преподобный отец наш российский святой Нил
Сорский, составивший книгу о мысленном хранении сердца, пользуется следующими
словами Священного Писания: «от сердца исходят помышления злая и сквернят
человека» (Мф.15:19) «духом и истиною подобает Отцу кланятися» и проч. Другое светило
российское, святитель Христов Димитрий, митрополит Ростовский, составивший
слово о внутреннем мысленном делании молитвы, приводит следующие места
Священного Писания: «Тебе рече сердце мое: Господа взыщу; взыска тебе лице мое;
лица твоего Господи, взыщу» и опять: «имже образом желает елень на источники
водные, сице желает душа моя к тебе, Боже» и опять: «всякою молитвою и молением
моляшеся на всякое время духом». Все эти слова он, вместе со святым Иоанном
Лествичником и Григорием Синаитом и преподобным Нилом Сорским, относит к умной
молитве. Так же и устав церковный, излагая церковные правила о поклонах и о
молитве, приводит об этой божественной молитве следующие слова Божественного
Писания: «Бог есть Дух; духом и истиною кляняющихся хощет» (Ин.4 24). Приводит
также и свидетельство святых отцов в той части их учения, которая относится к
умной молитве, и после этого говорит: «здесь мы заканчиваем слово о святой и
священной, и приснопамятной умной молитве», и далее переходит ко святой для
всех единой молитве, указанной церковным чиноположением. Таким образом
благодатию Божиею нами показано, что богоносные отцы, умудряемые Святым Духом,
основание своего учения о мысленном священнодействии тайно совершаемой по
внутреннему человеку молитвы утверждают на недвижимом камне Божественного
Писания Нового и Ветхого Завета, откуда, как из неисчерпаемого источника,
заимствуют многочисленные свидетельства.
В
третьей главе своего послания об умной молитве старец Паисий говорит, что эта
молитва есть духовное художество. «Да будет известно, что божественные отцы
называют это священное мысленное делание молитвы художеством. Так святой Иоанн
Лествичник в слове 23 о безмолвии говорит: «если ты опытно научился этому
художеству, то ты знаешь, о чем я говорю. Сидя на высоте, наблюдай, если
умеешь: и тогда увидишь, как и когда, и откуда, и сколько, и какие тати идут
украсть гроздья. Утомившись, этот страж, вставши, помолится, потом снова
садится и мужественно продолжает первое делание». Святой Исихий пресвитер
Иерусалимский об этой же священной молитве говорит: «трезвение есть художество
духовное, совершенно избавляющее человека при помощи Божией от страстных
помышлений и слов, и от лукавых дел». Святой Никифор постник о том же говорит:
«придите, и я открою вам художество, или лучше науку вечной небесной жизни,
вводящую своего деятеля без труда и пота в пристанище бесстрастия». Художеством
эту святую молитву вышеупомянутые отцы называют, думаю, потому, что как
художеству не может человек сам собою научиться без художника, так и этому
мысленному деланию молитвы без искусного наставника навыкнуть невозможно.
Усвоение его, по святому Никифору, большинству и даже всем приходит от учения;
редкие же получают от Бога без учения, болезненностью делания и теплотою веры.
В
четвертой главе послания говорится о том, какую подготовку должен иметь тот,
кто хочет проходить это божественное делание. Поскольку эта божественная
молитва выше всякого другого монашеского подвига и есть завершение всех трудов,
источник добродетели, тончайшее и скрытое во глубине сердца делание ума,
постольку невидимый враг нашего спасения распростирает на нее невидимые, тонкие
и едва постижимые человеческому уму сети разнообразных своих обольщений и
мечтаний. Поэтому желающий научиться этому божественному деланию должен, по
святому Симеону Новому Богослову, предать себя в полное послушание человеку
боящемуся Бога, усердному хранителю Его божественных заповедей, опытному в этом
мысленном подвиге, могущему показать своему ученику правильный путь ко
спасению. Смирением, рождающимся от послушания, таковой возможет избежать всех
обольщений и сетей диавольских и всегда упражняться в этом мысленном делании
тихо, безмолвно, без всякого вреда и с великим успехом для души своей. Если же,
и предав себя в послушание, он не нашел бы в своем отце, самим делом и опытом
искусного в этой божественной молитве, наставника, ибо в настоящее время
совершенно оскудели опытные наставники этого делания, то все-таки он не должен
приходить в отчаяние, но продолжая пребывать в истинном по заповедям Божиим
послушании со смирением и страхом Божиим, а не в самочинном и своевольном без
послушания жительстве, за которым обычно следует обольщение, и, возложив всю
надежду на Бога, вместе с отцом своим повиноваться учению преподобных отец
наших, тонкочастно научающих этому божественному деланию и от них учиться этой
молитве. И во всяком случае благодать Божия поспешит и наставит молитвами
святых отец научиться, без всякого сомнения, этому божественному делу.
В
пятой главе содержится учение о том, что такое эта священная молитва по своему
качеству и действию. Святой Иоанн Лествичник в слове 28 о молитве говорит:
«молитва есть по своему качеству сопребывание и соединение человека и Бога: по
действию же утверждение мира, примирение с Богом, мать и вместе дочь слез,
умилостивление грехов, мост, проводящий через искушения, ограждение от скорбей,
сокрушение браней, дело ангелов, пища всех бесплотных, будущее веселие,
бесконечное делание, источник добродетели, причина дарований, тайное
преуспеяние, пища души, просвещение ума, секира отчаянию, доказательство
надежды, освобождение от печали, богатство монахов, сокровище безмолвников,
ослабление ярости, зеркало преуспеяния, показание меры, обнаружение состояния,
показатель будущего, печать славы. Молитва есть воистину для молящегося и
судилище, и самый суд, и престол суда Господня прежде будущего Престола».
Святой же Григорий Синаит в главе 113 пишет: «молитва есть в новоначальных как
бы огонь веселия, издаваемый сердцем; в совершенных же, как свет, благоухая,
действуемый» и в другом месте: «молитва есть проповедание апостолов, действие
веры или, лучше, непосредственная вера, уповаемых явление, осуществляемая
любовь, ангельское движение, сила бесплотных, их дело и веселие,
благовествование Божие, откровение сердца, надежда спасения, знамение
освящения, образование святости, познание Бога, явление крещения, обручение
Духа Святого, радование Иисусово, веселие души, милость Божия, знамение
примирения, Христова печать, луч мысленного солнца, утренняя звезда сердец,
утверждение христианства, явление примирения Божия, благодать Божия,
премудрость Божия или, лучше, начало самопремудрости, явление Божие, монахов
дело, безмолвствующих жительство, лучше же, источник безмолвия, печать
ангельского жительства».
Блаженный
Макарий Великий говорит о молитве: «глава всякого доброго старания и вершина
всех деланий есть претерпевать в молитве, посредством которой мы всегда можем
прошением от Бога приобрести и прочие добродетели; через молитву в
сподобляющихся бывает приобщение святости Божией и духовного действия, и
соединение ума, устремленного к Господу, неизреченною с Ним любовью. Кто всегда
понуждает себя с терпением пребывать в молитве, возгорается к Богу божественным
усердием и пламенным желанием от духовной любви, и по мере своей, приемлет
благодать духовного освятительного совершенства» (Беседа 40, гл. 2). Святой
Симеон, архиепископ Фессалоникский, об этой же священной молитве говорит: «сия
божественная молитва Спаса нашего призывание: Господи Иисусе Христе, Сыне
Божий: помилуй мя, и молитва есть, и моление, и исповедание веры, и
подательница Святого Духа и даровательница божественных даров, и очищение
сердца, и изгнание бесов, и вселение Иисус Христова, и источник духовных мыслей
и помыслов божественных, и избавление грехов, и врачевание душ и тел, и
подательница божественного просвещения и источник милости Божией, и
даровательница смиренным откровений и тайн Божиих, и самое спасение, т.к.,
носит в себе спасительное имя Бога нашего: каковое имя и есть нареченное на нас
имя Иисуса Христа Сына Божия» (гл. 296). Так же и прочие богоносные отцы, пиша
об этой святой молитве, свидетельствуют об ее действии и о неизреченной,
происходящей от нее пользе и о преуспеянии через нее в божественных дарованиях
Святого Духа.
Кто же, видя, как эта священнейшая молитва приводит подвижника к такому
небесному сокровищу различных добродетелей, не воспламенится ревностью Божией
ко всегдашнему деланию этой молитвы, чтобы ею всегда сберегать в душе и сердце
всесладчайшего Иисуса и непрестанно поминать в себе Его вседражайшее имя,
неизреченно воспламеняясь ею любить Его. Только тот не почувствует горячего
желания приступить к этому мысленному деланию мысленной молитвы, кто охвачен
пристрастием помыслов к житейскому, связан узами попечений о теле, отводящими и
отдаляющими многих от Царствия Божия, внутри нас сущего, кто самим делом и
опытом не вкусил душевною гортанью неизреченной божественной сладости этого
всеполезнейшего делания, кто не уразумел, какую сокровенную духовную пользу
заключает внутри себя эта вещь. Хотящие же быть соединенными любовью со
сладчайшим Иисусом, оплевав все красоты мира сего и все наслаждения его, и
покой телесный, не захотят иметь в жизни этой ничего иного, как только
постоянно упражняться в райском делании этой молитвы.
В
последней шестой главе своего послания старец Паисий пишет о некоторых внешних
приемах обучения этой молитве для новоначальных. Прежде чем излагать его
наставления мы вместо предисловия приведем по этому поводу краткую заметку
одного из современных нам подвижников, который пишет следующее: «цель умной
молитвы есть единение с Богом, который есть Дух, и единение с которым поэтому
может быть только духовным. Что касается внешних приемов, употребляемых
некоторыми подвижниками при упражнении в этой молитве, то, безусловно, они
имеют второстепенное значение. У несовершенных душа человека сообразуется с
телом, говорят отцы. Поэтому безмолвию души должно предшествовать безмолвие
тела, т.е., благочиние его, как говорит Иоанн Лествичник. И для собранности
ума, необходимой для молитвы, тоже могут быть подходящими некоторые внешние
условия обитания и даже положения тела. Но было бы заблуждением думать, что от
внешних условий и приемов может зависеть подвиг возрастания в духовной молитве.
Одно несомненно, что раз сущность молитвы состоит в том, чтобы молиться умом в
сердце, то сообразно с этим и ум наш должен быть направлен в сердце. А все
остальное имеет второстепенное значение. Поэтому в русском Добротолюбии все
упоминания о внешних приемах опущены» (Арх. Феофан Полтавский). После этого
предварительного замечания обратимся к посланию старца Паисия. Он пишет: «так
как в древние времена делание умной молитвы процветало во многих местах, где
имели свое пребывание святые отцы, и много тогда было учителей этому духовному
деланию, то пиша о нем, они говорили только о происходящей от него духовной
пользе, не имея нужды писать о самом способе этого делания, приличествующем
новоначальным. Когда же увидели, что истинные и далекие от обольщения
наставники этого делания стали умаляться, то побуждаемые Духом Божиим, дабы
истинное учение о начале этой молитвы не оскудело, описали и самое начало и
способ, как нужно обучаться этой молитве новоначальным и входить умом в
сердечные страны, и необманчиво совершать там умом молитву.
Святой
Симеон Новый Богослов о начале этого делания говорит так: «истинное и
необманчивое внимание и молитва состоит в том, чтобы уму во время молитвы
блюсти сердце и внутри его всегда обращаться и из глубины его воссылать моление
Господу. Вкусив здесь, яко благ Господь, ум уже не удаляется из обители сердца
и вместе с апостолом говорит: «добро есть нам зде быти», и всегда обозревая
тамошние места, изгоняет всеваемые врагом помыслы». Далее он говорит о том же
еще яснее: «седши в безмолвной келье в каком-либо уединенном углу, со вниманием
твори то, что скажу тебе: «затвори дверь, отвлеки ум твой от всякой суеты,
прижми к груди твою бороду, направляя вместе с умом и чувственное око. Замедли
дыхание, чтобы дышать не слишком свободно. И попытайся мысленно найти внутри в
груди место сердечное, где естественно любят иметь свое пребывание все силы
душевные и, прежде всего ты найдешь там тьму и грубость неослабную. Когда же ты
будешь продолжать и будешь совершать это дело и ночь, и день, ты обретешь, о
чудо! постоянное веселие. Ибо как только ум найдет место сердечное, тотчас
видит то, чего никогда не видал: видит он посреди сердца воздух и себя всего
светлым и исполненным рассуждения. И с тех пор, откуда бы ни возник помысл,
прежде, чем он перейдет в дело, или сделается идолом, призыванием Иисуса Христа
он отгоняет его и истребляет. Отсюда ум, имея злобу на бесов, воздвигает на них
естественный гнев и, гоня их, низлагает мысленных противников. Многому и
другому научишься с помощью Божией блюдением ума, держа Иисуса в сердце». (Слово
о трех образах внимания и молитвы).
Преподобный
Никифор постник, еще яснее научая о входе умом в сердце, говорит так: «Прежде
всего да будет твоя жизнь безмолвною, свободною от попечений и со всеми мирною.
Затем, войдя в келью твою, затворись и седши в одном из углов, сделай, как я
говорю тебе: «ты знаешь, что при дыхании мы вдыхаем в себя воздух; выдыхаем же
его не ради чего-нибудь иного, но ради сердца, ибо сердце есть причина жизни и
теплоты тела. Сердце привлекает воздух, чтобы дыханием выделить свою теплоту,
для себя же получить свежий воздух. Орудием же такой деятельности является
легкое, которое, будучи от Создателя создано пористым, постоянно, как мех,
вводит и выводит окружающий воздух. Таким образом, сердце выполняет неизменно
то назначение, ради которого оно и устроено для благосостояния организма. Итак,
ты сядь и, собрав ум твой, веди его тем путем, которым воздух идет к сердцу и
понудь его сойти в сердце вместе со вдыхаемым воздухом. Когда же он войдет
туда, то последующее будет не невесело и не нерадостно». Далее он пишет:
«поэтому, брат, приучи ум нескоро оттуда исходить: ибо вначале он очень унывает
от внутреннего затвора и тесноты. Когда же привыкнет, то уже не хочет
оставаться во внешних блужданиях: Царствие Небесное внутрь нас есть. Когда мы
его там рассматриваем и взыскуем его чистою молитвою, то все внешнее
представляется нам мерзким и ненавистным. Итак, если ты сразу, как сказано,
войдешь умом в сердечное место, которое я тебе показал, воздай благодарение
Богу и прославь Его, и радуйся, и всегда держись этого делания, и оно научит
тебя тому, чего ты не знаешь. Следует же тебе и это знать, что, когда ум твой
будет там находиться, он не должен оставаться молчащим и праздным, но должен
иметь своим постоянным делом и поучением молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне
Божий, помилуй мя, и никогда не должен прекращать это занятие. Оно удерживает
ум от возношения, делает его недоступным и неуловимым для козней вражиих, и
возводит его к любви Божией, и к повседневному божественному желанию. Если же,
потрудившись много, не сможешь войти в страны сердца, сделай, как я скажу тебе,
и при Божией помощи ты обретешь искомое. Знаешь ли ты, что разумное начало
каждого человека находится в груди его? Здесь именно, даже при молчании уст, мы
и говорим, и рассуждаем, и молитвы совершаем, и многое иное. Этому-то разумному
началу, устранив от него всякий помысл (можешь, если хочешь), дай говорить:
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» и понудь себя одно это, вместо
всякой иной мысли, всегда внутри вопиять. Если ты продержишься этого порядка
некоторое время, откроется тебе сердечный вход, как мы тебе написали, вне
всякого сомнения, как и мы сами опытом узнали. Приидет к тебе вместе со
многожеланным и сладким вниманием и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир
и пр.».
Божественный
Григорий Синаит, уча также, как следует умом совершать в сердце призывание
имени Господа, говорит: «сидя с утра на седалище в одну четверть, низведи ум в
сердце и держи там. Наклонившись с напряжением, испытывая болезненность и в
груди, и в плечах, и в шее, непрестанно взывай умом или душою: «Господи Иисусе
Христе, помилуй мя». Когда же станет слишком тесна и болезненна, может быть,
даже и несладостна, частота повторения (что бывает не от однообразия часто
вкушаемой снеди, ибо сказано: ядущие мя еще взалчут – Сир.24:23) переменив ум в
другую половину, говори: «Сыне Божий, помилуй мя». И много раз повторяя эту
половину, ты не должен от лености или от скуки часто переменять ее, ибо не
укореняются растения, часто пересаживаемые. Сдерживай же и дыхание легких,
чтобы оно не было слишком свободным. Ибо дыхание воздуха, от сердца исходящее,
помрачает ум, возбраняя или не допуская ему снизойти к сердцу и развевает
мысль. Не допуская его к сердцу, оно предает его в плен забвению или настраивает
его поучаться иному, а не должному, оставляя его нечувственно пребывать в том,
в чем не следует. Если увидишь нечистоты лукавых духов, т.е., помыслы,
возникающие или преобразующиеся в уме твоем, не ужасайся, не удивляйся; если и
добрые уразумения некоторых вещей явятся у тебя, не внимай им, но, удерживая
дыхание, как можно, и заключая ум в сердце и призывание Господа Иисуса часто и
постоянно совершая, ты скоро попалишь и истребишь их, поражая их божественным
именем. Ибо говорит Лествичник: Иисусовым именем бей ратников, ибо нет ни
одного более крепкого оружия ни на небе, ни на земле». Далее тот же святой,
поучая о безмолвии и молитве, продолжает: «в терпении должно быть сидение твое,
ради сказавшего: в молитве претерпевающи; и не скоро нужно вставать, ослабевая
по причине болезненной притрудности и умного взывания и частого водружения ума.
Посему, поникнув долу и собирая ум в сердце, призывай на помощь Господа Иисуса.
Ощущая боль в плечах, часто болезнуя головой, терпи все это, ища в сердце
Господа: нудящихся есть Царствие Божие и нуждницы восхищают е» (Мф.11:12). Тот
же отец говорит и о том, как нужно совершать молитвы: «так сказали отцы: один –
Господи Иисусе Христе, – Сыне Божий, помилуй мя. Всю. Другой же – половину:
Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя, и это удобнее по причине младенчества еще ума и
немощи, ибо никто не может сам собою чисто и совершенно наименовать тайно
Господа Иисуса, но только Духом Святым. Как младенец, неумеющий говорить, он не
может еще совершать эту молитву членораздельно. Не должен он по слабости часто
переменять призывание имен, но медленно ради удержания». Еще: «одни учат
произносить молитву устами, другие же умом; я же считаю необходимым и то, и
другое. Ибо иногда ум от уныния изнемогает произносить ее, иногда же уста. Однако
следует взывать безмолвно и несмущенно, чтобы чувство душевное и внимание ума,
смущаемое голосом, не отошло, пока ум, обыкнув, не преуспеет в деле, не
восприимет силу от Духа молиться крепко и всячески. Тогда он уже не будет иметь
нужды говорить устами, да и не сможет, будучи в состоянии в совершенстве
творить молитву одним только умом». Из сказанного видно, что вышеупомянутые
отцы дают вполне ясное учение о способах обучения умному деланию для
новоначальных. Из их учения можно понять наставления об этом делании и других
подвижников, хотя последние высказывались и не с такою ясностью.
На
этом кончается послание старца Паисия об умной Иисусовой молитве.
составитель .
Валаам, 27 июля 1936 г. Игумен Харитон.
No comments:
Post a Comment