Против Ложного Единения (4)

Александр Каломирос  

ნაწილი მეოთხე

  

ПОД ЗНАМЕНЕМ КРЕСТА

Но истинная религия Европы скрывает свое лицо и выступает формально под христианской маской.

Для всего мира Европа является христианской землей. Диавол поистине чрезвычайно остроумен, и его шутки имеют самые трагичные последствия для человечества.

Величайшее зло, когда-либо случавшееся в мире, состоит в том, что мир взял в качестве знамени Крест. Аристотелизм западных богословов и их преемственность от идолопоклоннической рационалистической мысли Древней Греции, превращение богословия в философию, искажение веры, папство, жажда власти и мирского могущества, крестоносцы, смешение религии с политикой, инквизиция, миссии, являвшиеся передовыми отрядами колонизационных сил, конквистадоры, войны, систематическое обескровливание наций, оргии, обманы, унижения и тирании — имели место во имя Распятого.

Вследствие этой трагической порчи религии естественным было зарождение атеизма и протестантизма как стремления к освобождению и оздоровлению.

Нужно отметить, что появившийся в Европе атеизм был не только безразличием или агностицизмом, или просто эпикурейским отношением к жизни. Атеизм Европы не был академическим отрицанием. Это была глубокая ненависть христиан к Богу — такому, как они Его понимали в Европе; это была сильная страсть, богохульство, оскорбление души человеческой.

На православном христианском Востоке со времени Константина Великого и до греческой революции никогда не бывало подобных эпидемий. Люди на Востоке познали совершенно другого Бога, чем тот бог, которого познали люди Запада. Вот почему последние пришли к отрицанию Бога, независимо от степени своей греховности. Первые атеисты в Грецию пришли из Европы. Их отрицание, даже было, неосознанно для них самих, отрицанием той религии, к которой они пришли в Европе. Их атеизм был вскормлен ошибками христиан и искажением христианской истины, имевшими место на Западе.

Точно также протестантизм, который мог возникнуть как самостоятельная ересь, в действительности появился как отрицание католицизма. Протестантизм никогда не имел религиозной позиции. Наоборот, он был и остается религиозным отрицанием. Существование его было оправдано существованием католицизма. Если бы католицизм исчез, не стало бы причины для существования протестантизма.

СПОСОБ ПОЗНАНИЯ

Сегодня атеизм наряду с протестантизмом может повернуться против Православия. Но нападение это основывается на обмане. Они ненавидят Православие, потому что подходят к нему со своим собственным критерием, со своим собственным образом мыслей. Оно представляется им неким вариантом католицизма. И это вовсе не из-за их болезненного состояния, но из-за полнейшей неспособности судить по другим стандартам и думать по-другому.

Католицизм, протестантизм и атеизм — все одного поля ягоды. Они суть порождения одного и того же образа мыслей. Все они являются философскими системами, продуктами рационализма. Происходит это от представления, что человеческий разум есть основание для определенности, мера истины и способ познания.

Православие совершенно другого плана. У Православия другой образ мыслей. Православные смотрят на философию как на путь тупиковый, который никогда не приведет человека к определенности, истине и знанию. Они уважают разум человеческий как никто и никогда этого не отрицают. Они смотрят на него как на один из полезных факторов в определении лжи и обнаружении ошибок. Но они не считают его способным дать человеку определенность, или просветить его светом истины, или привести его к знанию.

Знание есть ведение Бога и Его творения, дающееся сердцу, очищенному божественною благодатью, подвигами и молитвой человека. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Истина — это не серия определений, а Сам Бог, Который явился конкретно в личности Христа, сказавшего: Я есмь истина.

Конечно, дело не в интеллектуальной гармонии. Истинная гармония есть глубокая уверенность сердца. Она приходит в результате внутреннего ведения и сопровождается теплотою божественной благодати. Интеллектуальная гармония, являющаяся следствием логического порядка вещей, никогда не сопровождается такой внутренней уверенностью.

Для философии характерен концептуализм. Человеческий интеллект не может принять реальности такой, какова она есть. Он сначала переводит ее в символы, а затем детализирует эти символы. Но символы являются подделкой образов реальности. Общее представление так же далеко от реальности, как картина, изображающая рыбу, от живой рыбы.

Истина для философа есть серия цифр и образов. Символы эти представляют одно великое преимущество: они понятны. Они подогнаны под человеческие мерки и удовлетворяют рассудок. Но они имеют и большой недостаток: они не связаны с живой реальностью.

Живая реальность не подходит под категории человеческого рассудка. Она выше рассудка. Философия — это попытка перевести сверхрациональное в рациональное. Но она поддельна и обманчива. Вот почему Православие отрицает философию и не принимает ее как способ познания.

Единственный способ познания есть чистота сердца. Лишь она одна приводит к пребыванию Святой Троицы в человеке. Только так познается Бог и все Его творение, без подведения под какую-либо концепцию. Он познается таким, каков Он есть в действительности, не становясь понятным и не будучи приниженным, дабы быть загнанным в тесные границы человеческого разума. Так сознание человека, живое и ограниченное в понимании, соединяется с живым и непостижимым Богом. Познание есть живой контакт человека с Создателем и Его творением, во взаимной любви.

Опыт познания есть нечто не поддающееся объяснению человеческими словами. Когда апостол Павел пришел к познанию, он сказал, что слышал неизреченные глаголы — то, что невозможно выразить на человеческом языке (I Кор. 2:9).

Таковы глубины христианского богословия: они невыразимы. Догматы суть вспомогательные формулы. Но они не являются действительным знанием, а только направляют и предохраняют от ошибок. Человек может иметь знание, не зная догматов; и он может знать и принимать все догматы, не имея при этом знания. Вот почему вне утвердительного богословия догматов Отцы полагали глубокое таинство богословия отрицания, где не принимаются определения, где разум молчит и бездействует, где открывает свою дверь сердце, чтобы принять Великого Гостя, Который стоит у дверей и стучит, где разум зрит Того, Кто есть Сый.

И никто да не подумает, что эти вещи истинны лишь в отношении иррационального знания, которое есть движение Бога к человеку. Человек не может познать своим разумом ничего, он не может быть уверен ни в чем — ни в самом себе, ни в окружающем мире, ни даже в самых простых и общих вещах.

В самом деле, кто ожидал, пока Декарт изречет свой силлогизм: " Я мыслю, значит я существую" , — чтобы увериться в том, что он действительно существует? Кто ожидал философов, доказавших реальность окружающего мира, чтобы поверить, что это так и есть? С другой стороны, такое доказательство никогда не существовало и никогда не будет существовать. Те, кто связан с философией, прекрасно это знают. Никто никогда не мог действительно доказать своим разумом, что наши мысли и мы сами, также как и окружающий нас мир, не являемся фантазиями. И даже если бы кто-нибудь и доказал это логически, что невозможно, это логическое доказательство никого не смогло бы уверить.

Если мы уверены в том, что мы существуем, и что наши друзья не являются плодом нашего воображения, то это не благодаря доказательствам философов, а посредством внутреннего знания, внутреннего ощущения, которое дает нам определенность всего, без силлогизмов и доказательств.

Это есть природное знание. Это знание сердца, а не ума. Это надежное основание для всякой мысли. Разум может строить на нем без страха падения. А без этого разум строит на песке.

Это есть естественное знание, которое ведет человека евангельским путем и дает ему возможность отделять истину от лжи, добро от зла. Это есть первая ступень, ведущая человека к престолу Божию. Когда человек по своей свободной воле взойдет на первые ступени природного знания, тогда Сам Бог склонится и покроет его тем небесным знанием таинств, которое человек не может выразить.

Проповедь апостолов и отцов, пророков и евангелистов, слова Самого Христа — направлены к природному знанию человека. Это сфера догматов и утвердительного богословия. Это ясли, в которых рождается вера.

Начало веры заключается в способности сердца уловить то, что в маленькой книжке под названием Евангелие говорит Сама Истина, и что в эту простую Церковь нищих верующих людей снисходит и вселяется Бог. Когда кого-то охватит страх, оттого что он ступает по земле, распростертой рукою Божией, оттого что он вглядывается в великое и широкое море, оттого что он ходит и дышит, — тогда глаза его начнут источать слезы — слезы покаяния, слезы любви, слезы радости, — и он ощутит первые прикосновения непередаваемых словами таин.

Природное знание присуще всем людям, но его чистота не у всех одинакова. Любовь к удовольствиям имеет силу затемнять это знание. Страсти подобны туману, и потому лишь немногие находят дорогу к истине. Сколько людей заблудились в лабиринте философии в поисках лучика света, который они никогда там не увидят?

В этом лабиринте не имеет никакого значения, кто христианин, а кто атеист, протестант или католик, а кто последователь Платона или Аристотеля. Для всех них есть одна общая характеристика — тьма. Кто бы ни влез в пещеру рационализма, он там перестает видеть. И какие бы одежды он ни носил, все они одного цвета — цвета тьмы. В своих спорах они прекрасно понимают друг друга, потому что имеют одну и ту же предрасположенность — к тьме. Но им невозможно понять тех, кто не находится в лабиринте и видит свет. И не имеет никакого значения, что те, внешние, говорят им: они все воспринимают с позиций своих собственных склонностей и не способны понять, каким образом другие могут превосходить их.

ЗАПАДНАЯ ШКОЛА

Споры, начавшиеся на Западе столетия тому назад, проходят с поразительной легкостью, и это потому, что участники, хотя и разнятся взглядами, являются учениками одной школы.

Европейцам, особенно протестантам, атеистам и религиозно-безразличным, очень трудно осознать, как глубоко их сознание отмечено печатью папизма, и понять, что их негативные взгляды сформировались на основе соответствующих позиций папистов.

Папизм являлся великим учителем Запада. Он учил европейцев азбуке и вел их к рационализму, унаследованному от древней Греции и Рима.

Рационализм был душою всех ересей, ополчавшихся на христианство. Все богословские сражения христианство вело против него. Ересь есть отрицание сверхъестественного и попытка преобразования его в нечто рациональное. Это — отрицание живой реальности и принятие некоего понятия, потому что только понятие есть нечто объяснимое, тогда как живая реальность необъяснима.

Рационализм начал поникать в западную Церковь задолго до раскола. У папизма и различных ересей, " украшающих" Римскую церковь, отец — рационализм. Они родились из него и мало помалу выросли в течение веков.

Удаленность Рима и затрудненность сообщения с ним способствовали тому, что первые его отклонения не были выявлены в самом начале. Ученые-историки заметят, что Запад для христианства всегда был в духовном отношении провинцией. Почти все духовные и богословские вопросы возникли на Востоке, и там же было найдено их разрешение. На Востоке христианство находилось в постоянном напряжении духовных сил. Именно там прошли все распространенные ереси, там происходили духовные битвы. Западные же христиане пребывали в некоем блаженном состоянии, они были как бы шоколадными солдатиками христианства.

Болезни Востока носили характер острых приступов, т.е. принимали вид, при котором создаются антитела и иммунитет. Однако, в то же самое время, на Западе началось хроническое заболевание — форма болезни, неотвратимо ведущая к смерти.

Рационализм приносит с собой самомнение, самомнение приносит отчуждение, отчуждение же возрастает с ростом мирской власти. И вот, в то самое время, когда Запад как никогда нуждался в духовной поддержке и руководстве со стороны Востока, ко всеобщему ужасу разверзлась пропасть.

В это время латинская церковь, пытавшаяся христианизировать бывшие языческими европейские народы, вместо того, чтобы стремиться поднять их к трудным для восхождения высотам христианской веры и жизни, старалась представить христианство как нечто легкое и приятное, надеясь таким образом быстрее привлечь язычников ко Христу. Таким образом, вместо поднятия духовного уровня язычников, латиняне приблизили к их уровню Церковь. Они сделали свое учение более понятным, распределенным по многим категориям, более систематизированным, более академичным. Так началось распространение рационализма и подмена христианской веры. Из Таинства жизни в Духе Святом христианство превратилось в этико-философскую систему, которая позже нашла свое лучшее выражение в " Сумме теологии" Фомы Аквинского.

И отвергшие впоследствии католицизм именно от него получили, тем не менее, свою культуру. Они выросли в нем, он научил их думать и философствовать. Протестанты, гуманисты, атеисты — целые плеяды европейских философов — все они являются выпускниками католической школы. Вот почему они говорят на одном языке — языке рационализма, — и вот почему, несмотря на все различия, они так прекрасно понимают друг друга.

СТРАШНЫЕ ТАИНСТВА

Дискуссия между атеизмом и католицизмом возможна. Они говорят на одном философском уровне, используя аргументы одного и того же порядка.

Но дискуссия между атеизмом и Православием невозможна, потому что язык Православия абсолютно непонятен атеизму. Православие понимает язык атеизма превосходно, но если оно заговорит на его языке, оно престанет быть Православием.

В качестве примера возьмем спор о природе человека. Католицизм верит, что человек состоит из тела и души. Атеизм не признает существование души и учит, что человек состоит исключительно из тела. Это отрицание явилось ответом на католический взгляд на человека.

Пытаясь выразить глубинную тайну человеческой природы в простейшей форме, католики заимствовали древнегреческие идеи о душе и теле, которые были на удивление понятны. Они дали определение тела и определение души, оба совершенно понятные. Подобно древним, они описали душу как независимое, самосущее бытие, являющееся основой человека. Они принизили тело до уровня ненужного бремени, которое, как верили древние греки, сковывает душу и не дает ей свободно развиваться.

Таким образом, таинство человеческого бытия опустилось до наивного уровня философского определения. Вот тут-то атеизм и нашел его и начал о нем рассуждать, поскольку атеизм тоже движется на уровне философских определений. Так начался бесконечный обмен научно-философским аргументами, который будет продолжаться до скончания века, ничего не доказывая, потому что доказательства ищутся в сфере чистого разума, а не в том, что вне его. Разум же имеет лишь вспомогательную ценность, и сам по себе он не ведет ни к знанию, ни к определенности.

Как же в таком случае Православие может принимать участие в этих по-детски наивных дискуссиях, не опускаясь при этом на тот же уровень наивности? Православие отказывается давать философские определения того, что есть человек, что есть тело или душа. Оно знает, что человек больше того, чем кажется; но оно при этом ясно сознает, что оно не в состоянии ни описать, ни определить душу, что оно не может смотреть на тело или на материю как на нечто понятное человеческому разуму. Но постольку поскольку разум может анализировать вещи, он способен лишь понять символы, которые он сам создает, но не сущность.

Вот что говорит свт. Григрий Нисский о человеке: Как мне кажется, человек — создание грандиозное и необъяснимое, отражающее в самом себе многие скрытые таинства Божии.

Православие использует слова " душа" , " плоть" , " материя" , " дух" , никогда не имея в виду одни и те же вещи под одними и теми же словами. Оно использует слова, взятые из человеческого словаря, потому что оно должно самовыражаться. Но оно никогда не станет вкладывать в узкие рамки человеческой концепции все таинство, которое не могут постичь даже ангелы. И оно не станет делить человека на тесные отсеки души и тела, или, подобно некоторым современным еретикам, на тело, душу и дух. Оно не считает плоть малоценной, но напротив — часто говорит о ней, как о всей человеческой природе: И Слово стало плотью.

Но это не является темой данного труда. Православие есть духовный опыт, жизнь в Боге, серия онтологических контактов, а не система человеческих силлогизмов. В Православии действительно существуют силлогизмы, и они в высшей степени логичны, но они являются лишь вспомогательными средствами. Основание Православия зиждется не на силлогизмах и философских спекуляциях, но на живом опыте излияния божественного света в чистые сердца святых. Как же, в таком случае, атеизм может вести дискуссию с Православием?

СТРАШНЫЕ ТАИНСТВА

Дискуссия между атеизмом и католицизмом возможна. Они говорят на одном философском уровне, используя аргументы одного и того же порядка.

Но дискуссия между атеизмом и Православием невозможна, потому что язык Православия абсолютно непонятен атеизму. Православие понимает язык атеизма превосходно, но если оно заговорит на его языке, оно престанет быть Православием.

В качестве примера возьмем спор о природе человека. Католицизм верит, что человек состоит из тела и души. Атеизм не признает существование души и учит, что человек состоит исключительно из тела. Это отрицание явилось ответом на католический взгляд на человека.

Пытаясь выразить глубинную тайну человеческой природы в простейшей форме, католики заимствовали древнегреческие идеи о душе и теле, которые были на удивление понятны. Они дали определение тела и определение души, оба совершенно понятные. Подобно древним, они описали душу как независимое, самосущее бытие, являющееся основой человека. Они принизили тело до уровня ненужного бремени, которое, как верили древние греки, сковывает душу и не дает ей свободно развиваться.

Таким образом, таинство человеческого бытия опустилось до наивного уровня философского определения. Вот тут-то атеизм и нашел его и начал о нем рассуждать, поскольку атеизм тоже движется на уровне философских определений. Так начался бесконечный обмен научно-философским аргументами, который будет продолжаться до скончания века, ничего не доказывая, потому что доказательства ищутся в сфере чистого разума, а не в том, что вне его. Разум же имеет лишь вспомогательную ценность, и сам по себе он не ведет ни к знанию, ни к определенности.

Как же в таком случае Православие может принимать участие в этих по-детски наивных дискуссиях, не опускаясь при этом на тот же уровень наивности? Православие отказывается давать философские определения того, что есть человек, что есть тело или душа. Оно знает, что человек больше того, чем кажется; но оно при этом ясно сознает, что оно не в состоянии ни описать, ни определить душу, что оно не может смотреть на тело или на материю как на нечто понятное человеческому разуму. Но постольку поскольку разум может анализировать вещи, он способен лишь понять символы, которые он сам создает, но не сущность.

Вот что говорит свт. Григрий Нисский о человеке: Как мне кажется, человек — создание грандиозное и необъяснимое, отражающее в самом себе многие скрытые таинства Божии.

Православие использует слова " душа" , " плоть" , " материя" , " дух" , никогда не имея в виду одни и те же вещи под одними и теми же словами. Оно использует слова, взятые из человеческого словаря, потому что оно должно самовыражаться. Но оно никогда не станет вкладывать в узкие рамки человеческой концепции все таинство, которое не могут постичь даже ангелы. И оно не станет делить человека на тесные отсеки души и тела, или, подобно некоторым современным еретикам, на тело, душу и дух. Оно не считает плоть малоценной, но напротив — часто говорит о ней, как о всей человеческой природе: И Слово стало плотью.

Но это не является темой данного труда. Православие есть духовный опыт, жизнь в Боге, серия онтологических контактов, а не система человеческих силлогизмов. В Православии действительно существуют силлогизмы, и они в высшей степени логичны, но они являются лишь вспомогательными средствами. Основание Православия зиждется не на силлогизмах и философских спекуляциях, но на живом опыте излияния божественного света в чистые сердца святых. Как же, в таком случае, атеизм может вести дискуссию с Православием?

СВЕТ

Однако среди именующих себя православными нашлись такие, которые пустились в общие дискуссии с атеистами и философами. Ученые от различных религиозных организаций у нас в течение многих лет старались доказать, что наука тоже признает существование Бога. Но несмотря на все их дискуссии, им удалось лишь доказать, как велик их интерес к науке и философии, и как велико их безразличие к Православию. Будучи живыми примерами жертв европеизации, которой мы подверглись, живя на своей земле (т.е. в Греции), они не хотят, да и не в состоянии явить силу Православия, разрушив тем самым всякую философию. Потому что, при всем своем теоретическом Православии, они остаются настоящими западниками.

Православие в силах доказать философам логически, что философия, если она хочет остаться рациональной, может прийти лишь к агностицизму, к отрицанию всех знаний. Очередное делаемое ею утверждение неразумно; и даже если делается вид, что оно происходит из здравого смысла, оно основано на воображении. Есть единственная дорога к знанию, единственная, которую Бог указал навечно. Это не путь силлогизмов, но путь жизни, потому что истина есть не система философских теорий, а существование Личности: Я есмь Путь и Истина и Жизнь(Иоанн. 14:6).

Но чтобы идти этой дорогой, не достаточно говорить и верить, что ты христианин. Не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи! войдет в Царство Небесное (Матф. 7:21). Необходимо нечто большее — подвиг христианина в течение всей жизни и та чистота сердца, которая соделывает человека достойным освящения Духа Святаго. Весь нравственный и аскетический подвиг христианства имеет целью эту чистоту сердца, дабы вселилась в человека Святая Троица. Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое, и Отец Мой возлюбит его, и Мы придом к нему и обитель у него сотворим (Иоанн. 14:23).

Непосредственное причастие Святой Троицы, контакт с Божественным, откровение Божие — и есть знание. Только оно просвещает человека. Оно позволяет ему постигать, что есть Бог и Его творение. Оно позволяет человеку проникать в смысл вещей и видеть, что такое есть он сам, вне явлений и философских определений.

Что должны сказать философы и атеисты пред лицом этого знания? Будут ли они отрицать его? Они могут отрицать. Слепой, никогда не видевший света, конечно, может отрицать существование света. Но это отрицание не имеет никакого веса для зрячего.

Нельзя доказать существование света слепому. Но если слепой предрасположен, он поверит зрячему и поспешит пасть на колени пред христом, умоляя Его даровать ему зрение. Если же слепой не верит зрячему, то он навсегда останется слепым, и никто никогда не сможет заставить его понять размеры его убожества.

Отношение православного к философу подобно отношению зрячего к слепцу. И как невозможно зрячему вести со слепцом дискуссию о красоте земли, о красках и свете, так невозможно для православного рассуждать с философом о величии знания.

Знание есть нечто, чего необходимо вкусить, чтобы понять. Никто не может говорить о чем-то или понять то, что ему говорят, если у него нет в этом истинной необходимости.

Должен ли, в таком случае, любой диалог православных с рационалистами быть прерван? Конечно, нет. Диалог будет продолжаться до тех пор, пока слепые и зрячие живут вместе. Слепые всегда будут говорить как слепые. Но абсолютно необходимо одно — чтобы зрячие не говорили как слепые, а иначе как тогда слепцы узнают о своей слепоте? Те, кто видят, должны всегда говорить, как люди зрячие, даже если и не похоже, что их поймут. По крайней мере, они смогут понимать друг друга, и кто знает? — возможно, вслушиваясь, некоторые слепцы смогут увидеть, что без зрение нельзя познать свет.

გაგრძელება იქნება.