Когда нам был передан твой ответ через господина диакона, мы хотели тотчас писать к тебе, истинный и многолюбезный брат мой.[2] Но так как было зимнее время и новые соображения останавливали нас, то мы почли за благо отвечать не скоро. Если же вместе с вопросом, выраженным словом, и письмо потребовало того же самого, то для чего еще рассуждать и не высказывать того, что приходит на мысль?[3]
Во-первых, скажу - и ты, почтеннейший, пойми меня, - что я, как ты и сам знаешь, многим подавал своей жизнью пример великой греховности, и почти нельзя найти греха, к которому бы я и сам не был причастен, и другим не давал повода.[4] Но зная, что человеколюбие Божие спасает и погрязшего в бездне зла и подает руку помощи кающемуся, я избежал отчаяния и, по-видимому, несколько утвердился на правом пути. Поэтому, как ведает Бог, знающий тайное, я уклонился даже от сношения с родственниками своими и общения с любезными моими по плоти и от всех остальных при помощи одной силы Божией, укрепляющей немощь мою во всем. То, о чем ты спрашивал меня, несведущего, и теперь находится в таком состоянии, о котором сказал тебе господин диакон. И это мы высказывали и представляли не без рассуждения, но основываясь и утверждаясь на исследовании и изучении Богодухновенного Писания, равно как и расспрашивая тех, кого следует. Подлинно, это истина, потому что Божественный Закон ясно говорит это не только через святого Павла, но и через других богословствующих Отцов, которые то же самое и определяют, и доказывают, и излагают согласно с апостольской заповедью.
Как же я могу впредь оставаться неразумно безразличным? И не лучше ли мне уклониться и устраниться от тех, кто причиняет вред несчастной душе моей? И разве это не опасно, если верховнейший из отцов взывает и говорит, что отнюдь не должно принимать ничего противного заповеди или извращающего ее, хотя бы за это обещали жизнь или угрожали смертью? Не стану говорить, сколько есть других изречений, не позволяющих нам даже малейшего отступления от заповеди, особенно когда при этом мы имеем повеление св. Василия Великого, что "неопустительно должно соблюдать все, преданное Господом в Евангелии и чрез апостолов".[5]
Это я осмелился открыть тебе, как отцу и возлюбленному, между тем как мы - Сердцеведец Бог Свидетель! - не проповедуем этого, ибо не имеем преимущества и не питаем ненависти, но и к самодержцу и благочестивейшему Императору сохраняем любовь в сердце, и ко всем сродникам моим питаем благорасположенность, и поминаем его на Божественной Литургии, и молимся о нем в уединении и общенародно. Также и с Церковью мы находимся в общении, и да не будет, чтобы мы когда-нибудь отделились от нее![6]
Простите меня, который один только грешен; я предпочел оплакивать свои грехи в этом углу и не вмешиваться в дела мирские. Какое здесь преступление? Позволь мне, любезнейший брат,- ибо я знаю, что ты можешь это,- и оставаться в покое здесь, и быть вдали от всех людей, насколько возможно, и ты мудрым умом своим сделай стропотная в правая и острии в пути гладки, и будь для нас причиной мира и споспешником покоя, чтобы, если произойдет что-нибудь полезное для нас, устраивать это справедливо и разумно.
[1] Письмо написано весной 796 года, еще до того, как св. Феодор был отправлен в солунскую ссылку.
[2] Игумен Никифор был, вероятно, двоюродным братом св.
[3] Никифор воспользовался свиданием с диаконом Саккудионского монастыря, чтобы передать Феодору вопросы насчет его отношения к браку императора Константина VI с Феодотой. Всю зиму он не получал ответа и теперь обратился с письмом, на которое и отвечает св. Феодор.
[4] В житиях св. Феодора, составленных после его кончины его учениками, говорится, что он с детства жил благочестиво и праведно и никогда не уклонялся от истинного пути. Однако это письмо св. Феодора показывает, что на самом деле все обстояло не так гладко. Очевидно, что Феодор здесь не смиреннословит, а говорит о себе правду, поскольку пишет письмо своему родственнику, который должен был знать обстоятельства жизни Феодора. Также и в "Похвальном слове" своей матери св. Феодор говорит: "О, потоки слез, которые постоянно истекали из ее очей ради мужа и наименее твердого из детей" (Преподобный Феодор Студит, Малое оглашение… 500). А. П. Доброклонский (см. его книгу: Преп. Феодор, исповедник и игумен Студийский. Т. I (Одесса, 1913) 304-310) считает, что под последним св. Феодор имел в виду себя, т.к. мать должна была скорбеть как о муже, который поначалу не был тверд в благочестии - в том же "Похвальном слове" св. Феодор говорит, что Феоктиста изучала Псалтирь вечером и утром, а не днем, "чтобы не огорчить мужа", который, видимо, не очень одобрял занятий жены (Преподобный Феодор Студит, Малое оглашение… 490), - так и о старшем сыне, который, видимо, в молодости, учась в школе, общаясь с другими молодыми людьми и будучи от природы горячего характера, увлекся разными соблазнами и страстями.
[5] Нравственные правила. Правило 12. Гл. 3 // Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийския. Ч. III (М., 1846; репр.: М., 1993) 379.
[6] В то время св. Феодор в протесте против прелюбодейного брака Константина VI ограничивался тем, что уклонялся от общения с самим Иосифом Кафарским и с сослужившими с ним, но продолжал поминать и патриарха, и императора, и вообще не афишировал своего протеста, т.к. не считал себя вправе выступать с обличениями, поскольку не имел епископского сана - "преимущества". Но в частных беседах он так или иначе излагал свой взгляд на брак императора, и таким образом его протест становился все более широко известен, что и порождало вопросы и беспокойство окружающих, в т.ч. императора.
Преподобный Феодор Студит, Послания. Кн. 1-2 (Москва, 2003),
Примечания Татьяны Сениной © 2003—2004.
No comments:
Post a Comment